Читать книгу - "Попутчица. Рассказы о жизни, которые согревают - Ольга Савельева"

– Нет. Меч от слова «меченый».

Его щенком хозяева бросили замерзать, уехали в город на зиму.

А он щенок домашний, охотиться не умеет.

Его местные собаки подрали. Он добрый был, дал себя подрать. Вон весь бок в шрамах.

Я его спасла, забрала себе, накормила, вылечила, объяснила, что нельзя быть добрым…

Машка, чуть стесняясь своей угловатости, села на краешек дивана и с хмурым любопытством зыркала по сторонам.

– Слушай, может, ты голодная? Я могу накормить тебя! Котлеты, правда, вчерашние, но все равно очень вкусные…

– Давай.

Мы как бы сразу определили роли: она главная, я подай-принеси. Я включила режим подогрева в мультиварке.

– Зачем ты в мультиварке греешь, вон же микроволновка есть? – спросила Машка.

– Она сломана, – махнула я рукой. – Перегорело там что-то…

– Ясно.

Машка жадно и сосредоточенно ела котлету с овощным салатом, низко склонившись над тарелкой, будто боялась, что отберут. Ну, волчонок! Чистой воды волчонок! Молчать было неловко.

– Слушай, а почему ты не учишься в институте? Ну или в техникуме? – спросила я.

– У меня два брата младших. Погодки. Три и пять лет. Отец умер, мать спивается. За братья^’ми смотреть некому…

– Ох, – выдохнула я с сочувствием.

– Нормально, – не приняла жалости Машка. – Все так живут, крутятся как могут.

– А парни в деревне есть?

– Неспившиеся? – не поняла вопроса Машка. – Нет, нормальных нет. Все пьют. В деревне остались старики, собаки и пьяницы.

– А как же дальше? Как ты видишь свое будущее?

– Подниму братьев до паспорта и в Москву слиняю… Мужа найду, работу…

– Так это ж когда, к старости?

– Почему же к старости? Мне тридцать будет, как тебе.

– А, ну да. Все время забываю, что тебе всего двадцать…

Машка хмыкнула, сочла за комплимент, хотя любая другая женщина стесняется выглядеть старше.

– А с отцом что? – спрашиваю я как бы невзначай.

– Несчастный случай, – говорит Машка голосом Жеглова. – Нам без него лучше. Никто руки не распускает…

Возможно, Машка и есть несчастный случай, но я не хочу этого знать.

Наконец она поела, протерла мякишем тарелку начисто, отодвинула от себя. Я поставила перед ней чашку кофе, сахар, печенье, шарлотку, которую пекла сама. Она отпивает глоток кофе, жмурится от наслаждения. В Машке сквозь дикие волчьи проступают девичьи черты.

– Страсть как люблю кофе, – доверчиво поясняет она. – В гостях только пью. Сама не могу купить. Дорого. А конфет нет?

Я полезла в буфет, достала шоколадку.

– Вот, вместо конфет…

– Ага! Тоже хорошо. Мы с братья^’ми страсть как конфеты любим!

Машка говорит с характерным деревенским акцентом. Меня это умиляет. На прощание я сгребла ей пакет сладостей в подарок братья^’м и полбанки растворимого кофе.

– Ну что там с председателем? – спросила Машка, с достоинством приняв дары как само собой разумеющееся. А что? Дают – бери.

«Татаро-монгольское иго прям», – подумала я, удивившись отсутствию элементарного «спасибо».

– Ты принята. С октября, – сказала я, хоть и не дозвонилась председателю. Ладно, потом позвоню и договорюсь.

Жалко девчонку. Пусть подработает. Несладко ей, братье^’в поднимать… Это было летом. А сейчас зима. И вот у нас, несмотря на наличие Машки и Меча, ограбили дачу.

…Мы с мужем опасливо входим в разбуженный дом. Воры аккуратно вскрыли ставню на окне, смотрящем в сторону леса, вместе с оконной рамой. Даже стекла целы.

Наши соседи на зиму вывезли с дачи все, что смогли отодрать от пола, даже дверь от холодильника увезли (кому он нужен, холодильник, без двери?), а мы оказались менее предусмотрительными. Понадеялись на сторожа… Поэтому воры вынесли обогреватель, чайник, газовую плитку, шмотки какие-то, посуду по мелочи, тушенку и «Доширак», хранящиеся на чердаке на случай перебоев с электричеством. Вроде все. По-божески.

– Странно, – сказал муж. – Плитку забрали, а микроволновку не тронули…

Микроволновку не тронули? Меня прожгла догадка. Неужели? Я вздохнула. Машка ничего не боялась. Полная безнаказанность. Можно, конечно, заявить в полицию, написать заявление, потратить время и нервы, но зачем? Чтобы Машку и ее сообщников (не одна же она перла обогреватель и чайник) посадили в тюрьму? А кто же будет братье^’в поднимать? Вещи уже наверняка не вернуть, шмотки копеечные, а обиженный волчонок придет и отомстит. Например, сожжет дом. Он уверен: нельзя быть добрым. Бог с тобой, Машка… Живи спокойно. Пей чай из моего чайника, грейся моим обогревателем, носи мои шмотки, корми Меча моей тушенкой. На здоровье…