Читать книгу - "Гоп-стоп, битте! - Георгий Хлусевич"

Профессор Минкин не был злым человеком. Он не хотел травить и без того отравленный организм Михаэля вредными таблетками, но ведь история болезни пишется не для себя, а для прокурора. А кроме прокурора уже дышит в затылок и наступает на пятки потенциальный преемник, сволочь, коллега, похожий на Бетховена.

Заполнишь неверно историю болезни, и жди от Бетховена портянку в Минздрав.

Значит, нужно бдить и внимательнейшим образом расспросить больного, а потом заполнить историю жизни — анамнез вита, историю заболевания — анамнез морби, описать имеющиеся объективные данные, выставить на их основании диагноз и, конечно же, назначить лечение.

И тут частенько приходится придумывать симптомы и даже синдромы для обоснования того или другого назначения.

В данном случае ни историю жизни, ни историю болезни выяснить не удалось, но ведь была жалоба от Хидякина? Была! Облил при свидетелях кипящими щами одного и грохнул о бетонный пол другого.

Было дело.

А почему больной взбеленился? Склонность к аффектам злобы? Мания преследования мухой? Значит, нужно успокоить, а чем?

Профессор подумал, дописал в историю болезни: «Склонность к аффектам злобы», — и назначил больному дополнительное лечение от «злобности».

* * *

В российских домах скорби не увидишь румяного лица — все больше серые лики, как, впрочем, и само существование больных душою.

Не был исключением и Михаил. Он побледнел и стал апатичен. Ему бы хитрить, делать вид, что проглотил таблетку, а самому сплевывать в унитаз, но этой премудрости его никто не научил, вот и чах потихоньку, огорчая отсутствием прогресса в лечении добрейшего профессора Минкина.

А тут еще новая напасть. Стал мочиться в постель. Пытались лечить его от энуреза, но безуспешно. Больной стеснялся неприличного недуга, замкнулся в себе, поскольку заметил, что из-за невыносимого запаха даже сердобольный профессор старается поскорее отойти от его кровати.

И все чаще вырывались немецкие слова, что тут же использовал против него Желтый Санитар. Сползла с его ядовитого языка кличка Фриц и намертво приклеилась. Так и стали звать беспамятного и беспаспортного пациента — Мишка Фриц.

А между тем у больного не было никакого энуреза.

Михаэля гнобил Желтый Санитар с помощником. Он прочитал в истории болезни, что в боксе у больного случилось непроизвольное мочеиспускание, и у оскорбленного санитара возник в голове план мщения. Он приносил с собой на ночное дежурство бутылочку кока-колы, и, когда загруженный успокоительным препаратом Михаэль находился в тяжелом забытьи, мочился в опустошенный сосуд, ставил на стрем помощника и выливал ее Фрицу в постель.

Михаэль старался не пить во второй половине дня, отказался от ужина, эффект был нулевой. Он ложился сухим, просыпался мокрым.

Простыни намокали не каждую ночь, а только в дежурство Хидякина, но кто обращает внимание на такие мелочи?

Впрочем, оговоримся, был человек, который обратил на «такие мелочи» внимание, но почему-то не среагировал должным образом, как будто ждал особого случая для разоблачения злоумышленника.

Случись подобный недуг в цивилизованном обществе, и не было бы никакой трагедии. Во всех стационарах Европы каждое утро меняют постель независимо от того, мокрая она или сухая. И душ есть в каждой палате Германии. А вот когда постельное и нательное белье меняют раз в десять дней, тут больному с недержанием мочи хоть вешайся. Такое амбре от казенных кальсон — миазмы!

И стал Михаэль подумывать о нехорошем. Подробно расспрашивал у закрытых под замок рецидивистов-суицидальников о способах ухода из жизни, думал, размышлял, готовился.

Позади была темная пропасть беспамятства, впереди — не светлее.

Занимала, одновременно пугая невероятностью, одна маленькая деталь во время инцидента со щами. Конечно, он был не в себе, когда утратил контроль и плеснул щи в лицо нехорошему человеку. Но, даже будучи в крайне возбужденном состоянии, он смог различить сквозь вопль Желтого Санитара откуда-то сзади слова одобрения.

Михаэлю показалось, да что там показалось, он совершенно отчетливо слышал, как в момент визга Хидякина и странного падения его помощника кто-то отчетливо произнес на хорошем немецком: Gut gemacht!^[14]

* * *

Туалет был единственным местом, где сохранившие, несмотря на интенсивное лечение, остатки разума пациенты могли общаться без недремлющего ока надзирателей.

— Ты что, на самом деле глотаешь эту гадость?

— Но ведь они дают запить и рот заставляют открыть для контроля.

— Святая наивность. Хотя меня это не удивляет. Честный немец.

— Вы в этом убеждены?

— Как в самом себе. Давай знакомиться, и предлагаю перейти на «ты». — Недавно поступивший на лечение протянул Михаэлю руку. — Князь Мышкин, он же старший лейтенант артиллерии, а ты Мишка-фриц, во что я ни на йоту не верю, потому что ты либо Маттиас, либо Михаэль, либо Маркус, но уж никак не Миша и не Мишель.

— Да, я Михаэль.

— Вспомнил?

— Нет, чувствую.

— Это весьма интересно с точки зрения психиатрии, ты мне вообще интересен. Меня привезли в тот день, когда ты Желтого Санитара щами окатил. А тебя не удивил факт падения его помощника на ровном месте?

— Удивил.

— Это я ему ножку подставил.

— Так это вы, прости, ты сказал: «Gut gemacht»?

— А то!

— Знаешь немецкий?

— Я знаю все. Поэтому и нахожусь в настоящий момент в этом заведении. Единственный дефект в моей психической организации знаешь какой? Говорю, но только по секрету. Я никогда не могу точно сказать, какой сегодня день недели. Это, в сущности, не дефект, скорее свидетельство глубокой концентрации на чем-то более существенном, чем пристальное и совершенно бесполезное наблюдение за стремительно убывающим календарным временем. Я тщательно скрываю мой незначительный порок и, прежде чем идти на собеседование к условно нормальным, а на самом деле абсолютно сумасшедшим специалистам, всегда смотрю на календарь. Жалко, что ты не читал Роберта Стоуна. У него есть прелестная вещичка «Апологетика бреда». Он пишет: «Отличие сумасшедшего от психически здорового индивидуума кроется глубоко в мотивировке поведенческих актов. Наиболее интересные результаты получены в процессе изучения действий здорового сознания, помещенного в среду сумасшедшего дома. В этих условиях все разумные действия индивида воспринимаются окружением как психопатические, поскольку расходятся с общепринятыми нормами». Как это верно! Но у нас мало времени, и вот тебе маленький ликбез, ликвидация безграмотности, если угодно. Слушай внимательно, дорогой Михаэль: «В мировой и отечественной психиатрии нет лекарств, не имеющих вредных побочных действий. Есть, конечно, совершенно безобидные препараты, изготовленные на основе сырья, добытого из головного мозга быков, всякие там церебролизины, ноотропилы, но применяются они исключительно для улучшения питания мыслительного аппарата и стимуляции психической деятельности. Все остальные препараты, как то: седативные, антидепрессанты и нейролептики, в особенности бьют по печени как молотком и оказывают разрушительное влияние на лабораторию организма. Поэтому ты и стал неблагородно бледен».