Читать книгу - "Весь апрель никому не верь - Ариадна Борисова"

– Узнаю даровитую руку губителя сердец, шеф-повара по совместительству! Ты, как всегда, на высоте, Мишуля.

Она одна называла папу Мишулей. Матюша ненавидел это имя. Ненавидел эту женщину.

– Вкуснотища, – причмокнула она, – где ты достаешь деликатесы?

Папа снова проигнорировал вопрос. Матюша заметил, что ее розовые масляные губы точь-в-точь такие, как розовые масляные кусочки семги.

– Пора, – папа постучал по циферблату наручных часов. – Одевайся, на работу опоздаю.

Тетя Оксана неторопливо вытерла рот салфеткой.

– Я не спешу. Мне еще макияж навести, волосы не совсем просохли, и юбку погладить надо. Юбка, видишь ли, измялась…

– Одевайся.

Она рассмеялась и встала, держа в зубах красный зажим для волос в форме краба. Демонстративно медленно принялась расчесываться.

– Вечером придет Вика, – сказал Матюша.

– Так еще не вечер, – усмехнулась она. – Не беспокойся, малыш, я сейчас уйду. А завтра вернусь в это же время. Может, чуть раньше. Ты будешь в школе…

– У нас начались каникулы, – пробурчал он.

Папа вдруг глухо взмыкнул и саданул кулаком о стенку посудного шкафа. Чашки в нем изумленно задребезжали.

– Ладно, Мишуля, если так настаиваешь, – пожала плечом тетя Оксана и подмигнула Матюше: – Не унывай, малыш!

Они ушли. Матюша бросился на кровать и хотел поплакать, но стерпел. «Мужчины не плачут ни при каких обстоятельствах», – говорил папа, если сын хныкал, порезав палец.

Матюша давно избегал глазами мамин портрет и даже порой подумывал, не убрать ли его со стены. А тут заставил себя повернуться и взглянуть.

Мама. Прости.

Она ничего не сказала. Застывшее отражение, цветная тень. Фотографии не разговаривают, их рты немы, и глаза не смотрят в реальность. Мама смотрела в прошлое – в свое беззаботное, вечно юное прошлое, в котором не было сына. Матюша лег на спину и уставился в ровный и белый пустой потолок. Перед глазами заклубился белесый туман. Пустота постепенно начала расступаться, – дальше, дальше, – оказывается, потолок в комнате полый, без дна. Бездна. В ней, кроме ее самой, никто не жил, но кто-то позвал оттуда. Не голосом – колокольчиком. Кто-то звенел и звал.

Матюша проснулся. Дверной звонок надрывался, наверное, не пять секунд и не десять. Неужели вернулась тетя Оксана? На цыпочках пробежав в прихожую, Матюша прильнул к глазку… Уф-ф. Вика. Ее глаза искрились, радуясь чему-то хорошему.

– Ну, соня! Собака Киры Акимовны откликнулась, а ты все спишь!

– Ты рано сегодня…

– Отпросилась. – Вика весело закинула берет на рожок вешалки. – Отличные новости: утвердили мою кандидатуру на конференцию, и, представляешь, получила предложение из другого города!

– Какое… предложение?

– Преподавать в университете. – Она скрылась в папиной спальне и крикнула: – Голодная, жуть! Салат есть еще?

– Есть немного. – Взволнованный Матюша прислонился к стене у двери в комнату. – Ты согласилась, Вика? Ты решила уехать от нас?

– В университет? Пока не согласилась, вот хочу с тобой посоветоваться.

Она хотела посоветоваться с ним! Матюша мгновенно вырос в своих глазах. Сейчас он поговорит с Викой как серьезный взрослый человек и, конечно, постарается уговорить не ехать в университет. Пусть едет на конференцию, это всего несколько дней, зато у папы освободится время разобраться с тетей Оксаной. Она никакой не друг папе и разонравилась ему совсем, стопроцентно, Матюша видел… Все будет прекрасно.

– Матюша.

Вика переоделась в серое кимоно с падающими лепестками роз и стояла у входа в кухню. В руках ее переливался папин золотистый халат.

– Кто-то приходил к вам сегодня?

«К вам», – отметил Матюша с захолонувшим сердцем и, щелкая зажигалкой под чайником на плите, сделал вид, что не слышит.

– Кто-то приходил? – повторила она.

– Папа в обед.

– Один?

Матюша молчал. Красноречивее любых его слов был красный зажим для волос в форме краба, вонзивший острые клешни во влажный ворот папиного халата. Красное, ярко-красное на шелке с медовым отливом. Колдунья оставила отравленное яблочко на золотом блюде.

– Ясно, – тусклым голосом сказала Вика. – Михаил приходил с какой-то женщиной, и она нечаянно забыла эту вещичку.

«Нарочно! Тетя Оксана прищепила ядовитого краба нарочно», – догадался Матюша и заговорил, бегая глазами, не находя в отчаянии, на чем остановиться. Он говорил, что – да, была тетя Оксана, давняя знакомая папы и дяди Кости, просто пришла проведать, она – стюардесса, летает везде, а как прилетит издалека – заходит проведать, правда, редко, и то надолго не задерживается… Матюша заикался, но говорил без остановки, без точек и пауз, проклиная свое косноязычие и половинчатую правду. Снова лепетал: «Стюардесса, бортпроводница», будто эти слова были магическими и могли что-то изменить, что-то исправить в неминуемом крахе дома. Всей душой и даже кожей Матюша чувствовал, как рвутся лепестки цветка, взращенного с бережной надеждой и, сбившись наконец, пробормотал, что тетя Оксана вообще ни при чем. Вика – лучшая из тех, с кем дружит папа. Самая лучшая.

Вика сняла очки. Нос у нее покраснел, и выражение лица было такое, будто замерзла, хотя батареи жарили вовсю.

– Вот как… Много у папы подруг?

– Нет! Нет! – испугался Матюша. – Он с ними раздружился…

– Почему? – спросила она, странно морщась.

– Потому что… потому что у нас теперь есть ты.

– Я и тетя Оксана?

– Я не люблю ее, – сказал Матюша тихо. – Я люблю тебя, Вика.

Она слабо улыбнулась:

– Смешной…

Тогда он еще не сознавал, что первый раз в жизни признался в любви женщине, но отчетливо, со жгучей обреченностью понял – Вика больше не придет.

…Дядя Костя дважды подогревал ужин и звонил папе на работу. Трубку там не брали. Папа, с хмурым лицом, разя пивом, ввалился в дом к ночи. Вынул из-за пазухи бутылку водки, бросил куртку на пол и, не разувшись, прошагал в кухню. Матюша осмелился подступиться с вопросом о Вике, – ни о чем не мог думать, только о Вике, – было все равно, что глаза у папы злые и вид больной.

– Пожалуйста, ни о чем не спрашивай, – процедил папа, почти не разжимая губ. – Твой разговорный лимит закончился на сегодня. Ты сегодня все сказал.

– Не срывайся на ребенке, – обронил дядя Костя. – Сам виноват.

Папа вскинулся, обвел окно, шкафы, мойку тяжелым взглядом, не видя сына в упор.

– Не маленький! Должен соображать, о чем можно трепать языком, а о чем нельзя.

– Я не хочу врать Вике, – сказал Матюша.

– Правильно, нечего обманывать женщин. – Дядя Костя подвинул к папе тарелку с котлетами, достал из холодильника салатницу с остатками сыра и семги. Нескончаемой розовой семги.