Читать книгу - "Следы на мне - Евгений Гришковец"

Три дня я после этого работал в бригаде из шести человек. Мы делали крышу другой постройки. Та крыша совсем прохудилась, в некоторых местах провалилась полностью. Мужики были, как мужики. За папиросами я им бегать отказался сразу. Когда они на это показали зубы, я показал зубы в ответ. На этом мои неприятности в коллективе закончились. Я им был не интересен, а они мне. Работал я так же, на подхвате, подай-принеси. Старался делать всё быстро и толково. Попытки помыкать мною пресёк на корню. Навыков со службы накопилось в этом смысле достаточно. Проработал я с ними три дня, крышу мы закончили, и я уволился. Мужики меня уговаривали остаться, но я не остался.

Бригадиром той компании был сильно деловой маленького роста армянин. Сам он не работал с нами, только жил, правда, в отдельном домике. Он деловито приходил утром на работу, давал какие-то указания, а потом исчезал. Говорил, что о чём-то договаривался всё время.

Он мне, после некоторых препирательств, выдал мои деньги за три дня работы и за тот сарай, что мы покрыли с Михалычем. Денег он дал совсем мало даже для такого короткого трудового пути, каким был мой. Он объяснил, что у них украли какие-то инструменты или строительные материалы. В общем, что-то у них украли. И поэтому вся бригада гасит потерю из своего заработка. Он сам, как он сказал, страдает больше всех, в материальном смысле, конечно.

Я безропотно взял те гроши, которые он мне дал. Забрал свой рюкзак и пошёл на автобусную остановку, чтобы вернуться домой. Автобус останавливался возле той самой столовой-магазина. Там я дождался этого автобуса, сел к окну и поехал.

Михалыча я увидел мельком, как только автобус отъехал от остановки. Он стоял у калитки одного из дворов спиной к дороге и через калитку разговаривал с какой-то тёткой и маленькой девочкой. Михалыча я узнал сразу. Девочка смеялась. Тётка проводила автобус взглядом, а Михалыч даже не оглянулся и не посмотрел в сторону проезжавшего мимо него дребезжавшего автобуса. Я Михалыча больше не видел никогда.

Я ехал тогда домой, и настроение моё было гадкое. Я думал и ругал себя за то, что не справился и не смог заставить себя поработать ещё. Я чувствовал себя слабаком и лентяем. Но я так же понимал, что не мог я больше заниматься таким вот физическим трудом, делая абы как абы что, только по той причине, что мне за это заплатят деньги.

А после работы с Михалычем, я совсем не мог работать с теми мужиками. Я в работе как-то не мог почувствовать процесс. Я исполнил набор действий, который, конечно, вёл к какому-то результату, ну, как минимум, к денежному вознаграждению. Но в этих действиях для меня не было жизни. Я чувствовал только тоску.

Без Михалыча не было в моих действиях какой-то связки. Эту связку некоторые называют смыслом.

Я ехал домой и смутно догадывался, что, наверное, не смогу никогда делать такую работу, причиной исполнения которой будут деньги. Только деньги и всё. Я догадывался, я чувствовал это, и мне становилось страшно от такой догадки. Потому что следом за этой догадкой шёл вопрос: «А как жить-то?» Страшно, правда?

Где-то теперь Михалыч? Жив ли? В принципе, может быть, жив, даже вполне. А если нет?.. Где и как окончил он свои дела? В какой деревне или посёлке, с кем? Кто проводил его в последний путь, кто выпил на его поминках? И что написано на надгробье его могилы? Может быть, там написано, что он вовсе и не Михалыч? И кто приходит на эту могилу?

Хотя я надеюсь, что жив он и поскрипывает где-то и коптит небо дешёвыми папиросами.

Сколько их таких мужичков живёт по этим деревням, нарезая, кто больше, кто меньше, круги по жизни. Чего-то они поделывают. Кому-то они нужны. Кто-то их ждёт. Кто-то их любит.

Я вот встретил Михалыча. Спасибо ему! Встретил бы сейчас, узнал бы сразу. И выпил бы с ним, чего бы он мне не налил.

Да, кстати, денег я тем летом так и не заработал. Родители дали мне немного, но достаточно, чтобы я съездил… ну, не на море, а ненадолго в Москву к родственникам. Так, осмотреться.