Читать книгу - "Жара - Ральф Ротман"

— Ну вот и прекрасно, мы уложились почти вовремя, — сказал он, когда они четверть третьего подрулили к последнему клиенту в Восточном Берлине, владельцу огороженной территории по сбору металлолома. Курт Аккерман, Штралау, — оповещали стальные, неумело сваренные буквы над забором из проволочной сетки. Три цепи на воротах, огромные висячие замки. — Отправляйтесь к боковому входу, вон там, между кустами. И не пускайтесь с ним в долгие разговоры. Я подожду здесь…

Он вышел из машины и исчез в руинах дома чуть в стороне от дороги, где уже образовался пустырь. На крыше — запорошенные снегом пучки травы. Совсем уже выцветшая пластиковая табличка: «У Вилли и Ренаты».

Едва Де Лоо толкнул проржавевшую проволочную калитку, издавшую пронзительный визг, и сделал первые шаги между кучами металлолома, раздался громкий собачий лай, и он остановился, оглядываясь в поисках конторы или ремонтной мастерской, но тщетно. Позади аккуратно сложенных штабелями буферов, горами наваленных моторов и расплющенных кузовов он разглядел не то стрелу крана, не то экскаватора — пустой крюк в вышине и пошел на него.

Лай усилился. Масляные лужи на земле, раздавленное тяжелой техникой в крошку стекло, и только одна-единственная сорока прыгала по куче боковых зеркал, но потом и она перелетела на акацию. Позади дерева — вагон Имперской железной дороги[22], окна забиты досками, собака между колесами внезапно умолкла и села на землю. Серо-белая шерсть клоками свисает на глаза, посреди свалявшегося войлока блестит влажный нос.

— Не двигайтесь! — сказал человек, который в этот момент вышел на железнодорожную платформу под навесом. Он упер руки в боки, кивнул головой. — Она только выглядит такой безобидной, а на самом деле — лютый зверь, ясно? Вам что здесь надо?

Де Лоо поднял зеленый ящик.

— Ваш обед. Две порции фасолевого супа.

Мужчина, худощавый старик с удивительно белыми, перламутрового цвета волосами, вплотную подошел к перилам, прищурил один глаз и потер себе подбородок. На нем — рабочий костюм слесаря: заляпанная и наглухо застегнутая до самого ворота спецовка заправлена, словно рубашка, в штаны, высоко подтянутые черно-красно-желтыми[23]помочами, под бахромой обтрепанных брюк полоска бледной кожи. Стальная окантовка ботинок заржавела.

— Обед? Но его всегда приносит другой человек. Вы ведь с этой стороны подобрались, так? Небось медью интересуетесь? Я вас насквозь вижу. Откуда мне знать, что в ящике, может, там пушка спрятана? Под видом супа. Мы, конечно, доверяем вам, а вы вот сейчас возьмете и вытащите оттуда финку и укокошите нас за пару ржавых труб из старого туалета. Вы ведь за этим пришли? Или как? Что скажете?

Пока он говорил, на шее у него натянулись, словно толстые веревки, жилы, энергично задвигавшиеся под кожей. Собака грозно рычала, положив морду на лапы, а Де Лоо подошел еще чуть ближе.

— Пожалуйста, убедитесь сами. Это — айнтопф: мексиканский фасолевый суп.

Старик, сверкая глазами, скривил рот в широкую гримасу, занявшую пол-лица.

— Ха! Я на этот трюк не поддамся! Водить старого человека за нос и втирать ему очки, будто все в лучшем виде, оʼкей, так сказать?! Нет уж! Ты поднимешься сюда как миленький и поставишь все это хозяйство мне вот сюда на стол, как всегда! И положишь руки на свой ящик!

Платформа была выложена искусственным газоном, а рядом с дверью висел старый рукомойник, заполненный цветочной землей с воткнутыми в нее окурками. На Де Лоо, когда он вошел в освещенное неоновыми лампами помещение, пахнуло жаром, пропитанным неприятным запахом, а старик с ложкой в петлице его рабочей спецовки уселся на скамейку и положил на стол посудное полотенце.

— Давай сюда свою стряпню!

Печка с небольшим смотровым окном, где не столько горели, сколько тлели торфяные брикеты, стояла посреди вагона. Позади нее просматривалось некое подобие жилой комнаты со встроенной мебельной стенкой, кушеткой и полдюжиной телевизоров. Кругом лежали слесарные инструменты, куски кабеля, радиолампы, а рядом с часами с кукушкой висел бархатный коврик с вытканным портретом Джона Ф. Кеннеди.

— А собака с вами?

Собака прошла как раз мимо Де Лоо в вагон и уселась перед низенькой скамеечкой в углу.

— Давай-ка закрой теперь дверь. Или прикажешь мне заработать из-за тебя чахотку?

— Пожалуйста, верните мне быстренько вчерашний контейнер, и я уже ушел.

Старик отрицательно покачал головой и сорвал фольгу с суповых тарелок.

— Вот ты какой. Нет, дружочек, садись со мной рядышком и жди, пока мы попробуем вашу жрачку. А что касается мексиканского фасолевого супа, теперь такое каждый может заявить, так ведь, старик? — Он наклонился и поставил вторую тарелку на пол, собака тут же обнюхала суп, осторожно лизнула его и взвизгнула. Ее хвост вымел из-под скамейки вороха пыли, несколько пивных крышек и скомканный бумажный носовой платок.

— Ну как? Что это с тобой, глупый пес? — Старик попробовал суп с пола. — Да твое месиво чуть теплое!

Собака завизжала еще громче, потом залаяла, подняла лапу, несколько раз ударила по краю алюминиевой тарелки, и только когда та опрокинулась и суп лужей расползся по линолиту, она принялась лакать.

Старик ухмыльнулся.

— Не так уж и глупа наша малышка, а? Вся в меня. И супчик ей тоже нравится. Ты, что ли, новенький на фирме?

Старик уже съел большую часть супа и вцепился зубами в сосиску, а Де Лоо утвердительно ответил на его вопрос и снова попросил вернуть ему контейнер от вчерашнего обеда.

— Слушай, ну что ж ты такой зануда! Куда ты торопишься?

— Меня шеф ждет за воротами.

— «У Вилли и Ренаты», хочешь сказать? Так пойди позови его и побудьте здесь немного, зачем же сразу уезжать… А ты видел мой экскаватор? Настоящий «Liebherr»[24]! Отгадай, сколько я на нем уже работаю?

— Понятия не имею.

— Ну ты попробуй, угадай!

— Право, не знаю. Ну, несколько лет?

— Во дает! Ну и сказанул!.. Ты слышишь, малышка? Несколько лет! Да он у меня с 1960 года! — Мешая ложкой в тарелке, он краем глаза глядел на Де Лоо.

— Ни фига себе! — сказал тот.

— Вот именно! — Суп тек у него по подбородку, капал на спецовку. — А теперь вы, факт, заинтересуетесь тем, как этот старик осси[25]заполучил себе еще в те времена наше западное чудо, так ведь?