Читать книгу - "Дочь есть дочь - Мэри Вестмакотт"

– Что вы, я и сама невероятно старомодна, – поспешно ответила Энн. Сэра часто смеется надо мной. Но я осознаю, как прискорбно, что.., ну как бы выразиться… что по мере приближения человека, прямо скажем, к старости он словно бы захлопывает свое сознание от всего нового. И становится не только скучным для окружающих, но и сам очень многое в жизни теряет.

Некоторое время Ричард шел молча.

– Смешно слушать, как вы, применительно к себе, рассуждаете о старости, – сказал он наконец. – Такой молодой женщины, как вы, я уже давно не встречал. Вы значительно моложе всех этих шумных девиц. Они на меня просто страх наводят.

– Да и на меня в какой-то мере тоже. Но я неизменно убеждаюсь в том, что они – существа добрые.

Наконец они достигли ворот Сент-Джеймсского парка. К этому времени солнце полностью вышло из-за облаков и стало почти тепло.

– Куда мы пойдем?

– Давайте посмотрим пеликанов.

С удовольствием наблюдая за птицами, они, не переставая, говорили об этих и других водоплавающих. Избавившийся от первоначального смущения, Ричард держался с мальчишеской непринужденностью и оказался очень приятным собеседником. Смеясь и болтая, они оба чувствовали себя как нельзя лучше в обществе друг друга.

– Может, присядем ненадолго? – предложил Ричард. – Если только вы не боитесь простудиться.

– Да нет, я одета тепло.

Усевшись на стулья, они продолжали любоваться водной гладью, своим нежным колоритом напоминавшей японские гравюры.

– Каким красивым бывает Лондон, – произнесла растроганная Энн. – Но не всегда это замечаешь.

– Для меня это просто открытие.

После минутного молчания Ричард произнес:

– Моя жена часто повторяла, что в Лондоне как нигде чувствуется приход весны. Набухшие зеленые почки, расцветающий миндаль, а позже – цветущая сирень гораздо выразительнее на фоне кирпича и каменных стен. За городом, говорила она, весна подступает постепенно и распространяется на такие большие пространства, что ее и не охватишь глазом. А в городском садике все происходит в течение одной ночи.

– Мне кажется, она была права.

Не глядя на Энн, Ричард с трудом выдавил из себя:

– Она умерла. Много лет назад.

– Я знаю. Мне говорил полковник Грант.

Ричард повернулся к ней.

– А он сказал вам, как она умерла?

– Да.

– С тех пор я живу с чувством вины. Меня неотступно преследует мысль, что я ее убил.

– Я вас понимаю. На вашем месте я чувствовала бы то же. Но ведь на самом деле все не так, и вы это знаете.

– Но это так.

– Нет, не так. С точки зрения вашей жены, да и любой женщины. Женщина сама осознает всю степень риска. И идет на него. Это заложено в ней, в ее любви. Она, не забывайте, хочет иметь ребенка. Ваша жена ведь хотела ребенка?

– Даже очень. Элин так радовалась, что у нас будет ребенок. Я тоже. Она была молодая здоровая девушка.

Никаких оснований для волнений не было.

И они снова помолчали.

– Какое несчастье, – промолвила Энн. – Мне так жаль!

– Но это было давным-давно.

– А ребенок тоже умер?

– Да. И знаете, в какой-то мере я даже этому рад.

Мне кажется, что я возненавидел бы бедную малютку. Ибо всегда помнил бы, какой ценой оплачена ее жизнь.

– Расскажите мне о вашей жене.

И, сидя под бледными лучами негреющего солнца, он стал рассказывать ей об Элин. О том, какой красивой она была, какой веселой. И о внезапно находивших на нее приступах отстраненности, тогда он недоумевал, о чем она думает и почему в этот миг так далека от него.

Вдруг он оборвал себя на полуслове и заметил с удивлением:

– Столько лет я об этом ни с кем не разговаривал.

А Энн лишь мягко подбодрила его:

– Продолжайте, пожалуйста.

Счастье оказалось коротким, слишком коротким. Ухаживал он за Элин три месяца, затем свадьба со всей обязательной суетой, против которой он возражал, но настояла ее мать. Медовый месяц они провели в автомобильной поездке по Франции – осматривали замки Луары.

– Стоило ей сесть в машину, как она почему-то начинала нервничать. Даже для храбрости держала руку у меня на колене. Не знаю, отчего на нее нападал такой страх – в автомобильную аварию ей попадать не случалось. Помолчав, он тихо добавил:

– После того, что произошло, потом, уже в Бирме, мне часто казалось, будто у меня на колене ее рука. Только представьте себе это, если сможете. В голове не укладывалось, что ее больше нет – совсем нет…

«Да, – подумала Энн, – очень точно сказано – именно что не укладывалось в голове». Так было и с ней после смерти Патрика. Ей все мерещилось, что он где-то тут, рядом, вблизи. Что он обязательно каким-то образом даст ей почувствовать свое присутствие. Не мог он уйти из жизни совсем, бесследно! Какая ужасная пропасть отделяет живых от мертвых!

Ричард между тем продолжал. Они с Элин зажили в маленьком домике, в тупике; рядом с зарослями под окнами рос куст сирени и грушевое дерево.

Едва он выговорил, резко и отрывисто, последнюю фразу, как снова удивился:

– Не знаю, зачем я вам это рассказываю.

Но он знал. И понимал, что знает, хоть и не хотел себе в этом признаться, когда, волнуясь, спросил Энн, куда бы она предпочла отправиться на ленч – в его клуб, где есть отдельный флигель, куда можно приходить с дамами, или в ресторан; Энн остановила свой выбор на клубе, они поднялись и направились на Пэлл-Мэлл.

В холодном неуюте зимней еще красоты парка он прощался с Элин.

Он оставил ее здесь, на берегу озера, среди деревьев, простирающих к небу свои голые ветви.

Последний раз он вернул ее к жизни, в расцвете юных сил, во всем трагизме ее участи, то была элегия, погребальная песнь, хвалебный гимн, все вместе.

Но и похороны.

Он оставил Элин там, в парке, а сам ушел на улицы Лондона рука об руку с Энн.