Читать книгу - "Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон"

Структура власти белых сдала позиции лишь в общественном секторе, чтобы еще более прочно закрепиться в секторе частном. И негры, особенно образованные негры, ощущают, что их победы пусты, а прогресс – это то, о чем читают в газетах. Перспективы луисвилльских негров, возможно, более радужные: из «отдельных, но равных» они стали «равными, но отдельными». Иными словами, ситуация по-прежнему оставляет желать лучшего.

* * *

В понимании местных негров власть по-прежнему принадлежит тем, кто управляет городом, контролирует промышленность, банковскую и страховую системы, тем, кто платит большие налоги, дает крупные кредиты и возглавляет важные гражданские комитеты. Имена этих людей плохо известны среднему жителю города, а если и попадают в прессу, то скорее всего в раздел светских новостей газет, принадлежащих лицам их же круга. В дневные часы штаб-квартирой им служит клуб «Пенденнис» на Ореховой улице, где они встречаются на ланч и оранжад, попариться в турецких банях или выпить коктейль. По словам одного молодого юриста, чья карьера быстро идет в гору: «Если хотите преуспеть в этом городе, первый шаг – быть принятым в „Пенденнис“». Вечерами и на уик-энд они перемещаются в «Луисвилльскиий Кантри-клаб» далеко в Ист-Энде или за границу штата в «Хармони-лэндинг», где хорошее поле для поло, а отличное виски на время прогонит бизнес из умов, если не из сердец.

Любой, кто платит членские взносы хотя бы в два из этих клубов, может считать, что имеет какой-то вес в структуре власти белых. Как раз эта группа определяет – опосредованным давлением, прямыми действиями, а иногда даже бездействием, – как далеко и насколько быстро Луисвилль продвинется в интеграции. Вполне очевидно, что сами эти люди «интегрированы» не более чем десять лет назад, и мало вероятно, что в ближайшем будущем что-то изменится. По большей части они забрали своих детей из бесплатных средних школ и переселились в белые предместья, где отсутствие негров превращает в отвлеченную саму проблему интеграции. Напрямую с неграми они контактируют, лишь когда подвозят горничную к остановке автобуса, или когда им чистят на улице ботинки, или когда приходится посещать- необходимые, но неприятные встречи с местным представителем негров. Невзирая на застарелые предрассудки, они по большей части гораздо прогрессивнее и просвещеннее представителей своего класса в Бирмингеме или – зачастую – своих собственных детей.

В либеральных кругах, особенно Нью-Йорка и Вашингтона, бытует мнение, что знамя расовой сегрегации мало привлекает молодое поколение. И Мьюррей Кемптон написал, что особой задачей шестидесятых станет, «как задобрить негров, не говоря о том неимущим белым». Но к Луисвиллю не применима ни одна из теорий. Кое-какие ожесточенные местные расисты принадлежат к лучшим семействам города, и ни один мелкий фермер из Миссури не обрушивается на словах так часто против «ниггеров», как некоторые луисвилльские многообещающие менеджеры, всего несколько лет назад окончившие колледж. В отделанном сосновыми панелями модном кабачке «У Бауэра», излюбленном месте молодых денди высшего общества, настроения царят преимущественно антинегритянские. Поздно вечером мутная волна алкоголя выносит его завсегдатаев на Мэгэзин-стрит, в самое сердце цветных кварталов. Там в «Большом Джоне», «У Оливера» и «Алмазной подкове» гуляют до рассвета, и развеселых расистов принимают наравне со всеми прочими, будь то черными или белыми. Негры воздерживаются от возмущения, белые – от предрассудков, и все наслаждаются музыкой и выпивкой, но друг с другом они почти не общаются, и ночная жизнь отделена от дневной.

Со временем возникает ощущение, что в филиппиках против «ниггеров» и равнодушии к пропасти между расами в ночных вылазках на Мэгэзин-стрит молодежь не серьезна. И то и другое – роскошь, которой надолго не хватит, и молодежь просто развлекается, пока может. Мэр Кауджер любит говорить: «У нас люди другие. Мы уживаемся, потому что никому не нужны проблемы». Другие расскажут вам, что в Луисвилле нет очевидных расовых проблем, потому что большинство белых горожан истово поддерживает статус-кво везде, где бы он ни возникал.

Можно, конечно, возразить, что в подобном обществе возможна практически любая дискриминация, если надвигается медленно и незаметно, не привлекая к себе особого внимания. И это, естественно, выводит из себя негров, которые заявили, что хотят свободу сейчас. Но будь они терпеливее – а кто может им сказать, что надо терпеть, – проблем бы не возникло. Но выражения «свобода сейчас» в словарном запасе белого Луисвилля просто не существует.

* * *

Хорошим примером точки зрения большинства служит ситуация с жильем, которая в данный момент неразрывно связана с реконструкцией города. Так уж вышло, что проект реконструкции зданий сосредоточен главным образом на негритянских кварталах в центре и большинство переселенных – чернокожие. Так уж вышло, что единственной частью города, куда негры могут переехать, оказался Вест-Энд, тенистое старое предместье, которое обошел стороной прогресс и которое сейчас охватило паническое поветрие продажи недвижимости из-за притока негров. Нарастает страх – и среди белых, и среди негров, – что Вест-Энд превратится в черное гетто.

Фрэнк Стэнли-младший, лидер негритянской общины, назвавший интеграцию в Луисвилле «фарсом», винит в проблеме «реконструкцию города». Власти города «лишь переносят гетто целиком из центра в Вест-Энд». Руководящие проектом чиновники отвечают на это утверждениями очевидного: дескать, их задача не десегрегация Луисвилля, но как можно более быстрое и выгодное для людей переселение. «Да, конечно, они переезжают в Вест-Энд, – говорит один чиновник. – Но куда им еще переезжать?»

Факт в том, что белые со всей поспешностью покидают Вест-Энд. Активистское меньшинство старается остановить отток, но не найдется и квартала без таблички «Продается», а в некоторых их даже до десяти. И все-таки предрассудков в Вест-Энде «почти не существует». Поговорите с человеком, выставившим на продажу дом, и вам дадут понять, что уезжает он не из-за нежелания жить по соседству с неграми. Отнюдь, он гордится прогрессом Луисвилля по части интеграции. Но его беспокоит стоимость его недвижимости, а сами ведь знаете, что происходит с ценами на недвижимость, когда в белом квартале поселяется негритянская семья. Поэтому он продает сейчас, пока цена еще разумная.

В зависимости от района он готов или не готов продать неграм. Выбор за ним и останется, пока Луисвилль не примет закон об «открытом жилье», которое устранит цвет кожи как фактор в заключении сделок по купле-продаже домов. Подобный закон уже на стадии разработки.

А пока белый, готовый продать дом негру, большая редкость – исключение составляет Вест-Энд. И с большим чувством приводятся аргументы, мол, те, кто показывают дома исключительно белым, нисколько не настроены против негров, а лишь думают о соседях. «Лично я ничего против цветных не имею; – объяснит вам продавец. – Но не хотелось бы обижать соседей. Если я продам дом негру, цена на остальные дома в квартале упадет на несколько тысяч долларов».

Большинство риелторов-негров это отрицают, ссылаясь на закон спроса и предложения. Хорошее жилье для негров – редкость, указывают они, и соответственно цены значительно выше, чем на рынке для белых, где спрос не столь велик. Но есть и белые, и черные спекулянты на рынке недвижимости, которые занимаются «подрывом кварталов». Они сделают все, чтобы поселить негра в белом квартале, а затем запугать остальных жителей, чтобы те продавали подешевле. Довольно часто им это удается, и они продают неграм с большой прибылью.