Читать книгу - "Сад радостей земных - Джойс Кэрол Оутс"

– Уолпол! – закричал кто-то. – Поди сюда! – Это был голос их водителя. – Помоги-ка!

– Не ходи к нему! – сказала Перл. – Мне худо, но ведь еще срок не пришел… мне…

– Эй, Уолпол! Рыжий!

Карлтона прошиб пот. Он уставился на жену, до него все еще не доходило. Странные узы соединяли их: они вместе жили, вместе спали. Вместе работали на плантациях. Они были вместе и прежде, дома, но это было так давно, будто в другой жизни. Как странно, что они всегда вместе, словно некая сторонняя сила – ветер или прибой – опять и опять выбрасывает их обоих на один и тот же берег.

Перл пронзительно закричала, впилась в него ногтями.

– Господи боже! – пробормотал Рыжий и отскочил, будто боялся, что и ему достанется.

Кто-то заорал:

– Эй! У Перл началось!

Карлтон озирался в поисках помощи – хоть бы встретиться взглядом с кем-нибудь из женщин! Кто поможет Перл? Куда девалась Эсмелда? Он старался сохранить невозмутимый вид, но не мог шевельнуться, весь оцепенел: так тихо стало кругом, только Перл все кричит и царапает ему шею, грудь, а он почти не чувствует боли. Потом их обступили женщины. Ну вот, теперь они возьмут ее на свое попечение.

– Что там? Что еще? – заорал Франклин. Он был большой, неуклюжий, ростом не ниже Карлтона. Ему, наверно, уже стукнуло пятьдесят. – Подонки, рвань, хуже черномазых! – заорал он прямо в лицо Карлтону.

Карлтон отшатнулся и стукнулся спиной о грузовик. У него дрожали колени. Он забыл про жену, про все забыл, чувствовал только нечистое дыхание Франклина.

– Это она нарочно, назло себя довела! – орал Франклин. – Я уж знаю! Знаю.

На глазах его выступили слезы. Губы у него были точно куски сырого скользкого мяса.

– Отвяжись от Карлтона, – сказал кто-то.

– Она это нарочно, мне назло! Чтоб мы тут застряли! – крикнул Франклин кому-то еще. – Я уж знаю! Хватит с меня баб, хватит им рожать в дороге, не желаю! Не повезу больше! Кой черт она взбесилась, сама себя растравила? Если помрет, я ни при чем!

– Ты полегче, а то он сейчас тоже взбесится, – предостерег Рыжий, указывая на Карлтона.

При этих словах в мозгу Карлтона вспыхнула искорка интереса, но тотчас погасла. Мысль его никак не удерживалась на Франклине, Рыжем и остальных и все пыталась сосредоточиться на чем-то другом, ему неясном. Позади грузовика было шумно, суматошно. Карлтон смутно понимал: там Перл, там собрались женщины и помогают ей, но это его не касается. Послышался хриплый животный вопль и оборвался.

– Я не виноват, – забормотал Карлтон. – Я ни при чем. Я не виноват.

Если сейчас, разбрызгивая грязь, прикатит шериф, он ему так прямо и скажет: я, мол, не виноват, я ничего не знал…

Он бросился бежать, но кто-то его перехватил.

– Тебя туда не пустят, – сказал этот человек.

Карлтон вцепился в его рубашку. Он вспомнил: ведь у Перл уже рождались дети – он забыл сколько, и всякий раз он сам прямо погибал. В первый раз было хуже всего, он тогда лег и заплакал и ненавидел себя за это – ведь сам себе расставил ловушку, вот до чего дошел… сколько уж лет он не плакал? Мужчины не плачут. Он пытался припомнить, как рожали в пути другие женщины. Прямо в грузовике. Некоторые заболели и умерли, часто умирали и младенцы. Но младенец – это неважно. Это что-то несуществующее, ненастоящее. Настоящее только одно – крики Перл. В голове у него смешались несколько разных Перл – молоденькая девчонка, на которой он когда-то женился, и та женщина, что минуту назад кричала на него, и та, что работала бок о бок с ним в поле.

– Там о ней позаботятся, – услышал он женский голос. У женщины было полное, круглое доброе лицо. И Карлтону полегчало, напряжение ослабло, будто все его силы перелились к ней. Выдубленная солнцем кожа этой женщины была грубой и жесткой, на щеках – тонкие, выгоревшие добела еле заметные волоски. Под дождем она казалась очень древней, будто статуя, что веками сносила любую непогоду. И она, и тот человек, который удержал Карлтона на бегу, улыбались ему. Они улыбались, а оттуда, от грузовика, неслись частые пронзительные крики.

– Там натянули брезент, – сказала женщина. – Ей хорошо, сухо. Это, знаешь, все равно – хоть в больнице, хоть где. Сам знаешь.

Карлтон хотел сказать – да, но только беззвучно пошевелил губами.

– Больница – это хуже нет, – сказал мужчина. – То, глядишь, разрежут, да не того, кого надо. То усыпят, а потом и не проснешься. Ты лежал когда в больнице?

– Вот я не лежала и вовек не лягу, – ответила вместо Карлтона женщина. – Некоторые чуть что – сразу свалятся, а я не из таких, и ребята мои тоже. Детишки ведь всегда то простынут, то живот заболит – эка невидаль!

Карлтон опять услыхал крики жены. Вокруг него люди переговаривались с этой невозмутимой женщиной, будто старались своими разговорами удержать Карлтона, окружить его стеной слов. Он мотал головой, косился то вправо, то влево, как лошадь, которая рвется с привязи. Потом, спотыкаясь, пошел в сторону. Франклин протянул ему бутылку.

– Выпей, черт возьми, – сказал он.

Карлтон стал пить из горлышка. Передохнул было, опять услышал крики и выпил еще.

– Оставь-ка немного про запас, – сказала женщина и мягко, осторожно отняла у него бутылку.

Карлтон вырвался из круга; поодаль, хихикая, сгрудились мальчишки. Он подошел ближе, и они кинулись врассыпную.

Кто-то придержал его за плечо.

– Под брезентом ей хорошо, сухо, – вновь сказали ему. – Просто пришел срок.

– Пора – значит, пора, ничего не поделаешь.

– Если б она так не раскипятилась… – начал было Франклин и вдруг умолк, будто ему заткнули рот.

Карлтон очутился возле машины-буксира, тут стояли еще несколько мужчин. Один из них – водитель буксира – в упор смотрел на Карлтона, лицо у него было недоброе и точно каменное. Карлтон отвел глаза. Он боялся, что его стошнит тут же, при всех. Случись такое, ему этого не забудут, засмеют. И он прижался горящим лицом к огромному крюку, свисавшему с толстой цепи, потом почти ощупью побрел вдоль борта в тыл буксиру – здесь уже спустили другую цепь, лежал наготове свернутый канат. Карлтон закрыл лицо руками. Позади было тихо, потом опять послышались стоны и крики.

Хоть бы она умерла. Пусть бы умерла и перестала кричать, тогда непонятная жестокая сила больше не будет давить его, вжимать в землю. Кажется, даже воздух вокруг отвердел и давит, пригибает к земле. Перл опять закричала. Он уже не помнил, что любил ее, ведь такая пытка не имеет ничего общего с любовью. Для любви нужно время, нужно, чтобы душа была спокойна… Для чего он заехал в такую даль? Что он теперь будет делать? Он уже убил Перл, она умерла где-то там, на дороге или в иссохшем от зноя поле, а он и не заметил, и вот теперь ее тело разрывает нестерпимая боль… нет, он клянется всем святым: если только Перл не умрет, он бросит эту бродячую жизнь и за два месяца, пока не настало нескончаемое лето, отвезет свою семью домой… он будет работать с утра до ночи, он на все готов, он отвезет их обратно, пока еще не поздно, пока все они не забыли, где их родной дом…