Читать книгу - "Содружество Султаны - Джин П. Сэссон"

На следующий день после «санкционированной продажи в рабство» Муниры Карим должен был уехать по делам на три недели в Японию. С отцом поехал и Абдулла. Для Абдуллы наступило не самое приятное время — пора было возвращаться на учебу в университет в США, и было решено, что он проведет несколько дней с Каримом в Японии и уже оттуда полетит в Калифорнию. Каждый раз при мысли о том, что не увижу своего красавца сына целых три месяца, слезы наворачивались мне на глаза.

Кроме слуг и дочерей в нашем риядском дворце больше никого не было.

Но дочери тоже были не самым большим утешением для своей матери, так как и они готовились к предстоящему учебному году. К тому же они предпочитали проводить оставшееся время с подружками.

Я была по этому поводу страшно раздражена, мне было очень скучно и, должна покаяться, невыносимо хотелось знать о своих детях абсолютно все. Так что я отправилась бродить по залам второго этажа пустого дворца и по бесконечным коридорам взад и вперед, по нескольку раз останавливаясь у дверей комнат моих дочерей. Когда они были младше, они жили в одном крыле дворца. Но после того как Амани в своем религиозном рвении грозилась уничтожить все глянцевые журналы и кассеты с музыкальными записями Махи, мы с Каримом решили переселить Амани в южное крыло, Маха же осталась в северном. Так что я была вынуждена проходить довольно большое расстояние.

Но результаты моей шпионской деятельности были весьма скудны и однообразны. Из комнат Амани постоянно доносился звук песнопений и молитв, из половины Махи — громкий смех и оглушительный рок-н-ролл.

Слежка за моими слишком уж предсказуемыми дочерьми мне быстро наскучила, и я вернулась к себе. Замужество Муниры не выходило у меня из головы, так что даже не было настроения пойти на какие-нибудь женские посиделки, которые обычно происходили либо у подруг, либо у родственниц.

Хади повез свою юную жену на медовый месяц в Марокко. Хотя я старалась не думать о нынешних страданиях Муниры, все же мне хотелось убедиться, что с ней все в порядке. Я позвонила Таммам узнать, нет ли новостей от новобрачных. Я страшно рассердилась, когда Таммам призналась, что не осмелилась попросить у Хади номер телефона гостиницы, в которой они должны были остановиться. Я швырнула телефонную трубку, с трудом сдержавшись, чтобы не высказать Таммам все, что я думаю о ее беспредельной глупости.

Делать было нечего — оставалось только ждать. К моему позору, мне ужасно хотелось выпить, но я боролась с этим греховным желанием.

Через несколько часов смущенная Таммам сама позвонила мне и сообщила, что Мунире удалось тайком воспользоваться телефоном, когда Хади вышел из номера. Она сказала, что безмерно ненавидит и боится своего мужа и даже не думала, что способна на такое.

Повесив трубку, абсолютно разбитая, в полном отчаянии я легла поперек кровати. Я не чувствовала своего тела. Силы покинули меня. Ни я, ни кто другой ничем не могли помочь Мунире. Теперь она стала официальной женой Хади.

Несколько лет назад я узнала, что власти нашей страны ни при каких обстоятельствах не вмешиваются в частные отношения между мужчиной и женщиной. Проходят тысячелетия, а наши саудовские женщины как были раньше, так и сейчас остаются собственностью мужчин. Как я ненавидела нашу беспомощность!

По щекам текли слезы. Сердце мое сильно билось. Я срочно решила мысленно переключиться на другие темы. Да, я должна чем-нибудь заняться. Я совершенно не знала, как обстоят дела с нашими семейными запасами алкоголя, и собралась провести ревизию. «Я совсем не собираюсь выпить, — говорила я себе, надевая халат, — просто хочу убедиться, что никто не ворует наши дорогие и редкие вина». Поскольку алкогольные напитки запрещены в Саудовской Аравии, купить большое количество алкоголя на черном рынке стоит огромных денег. Бутылка ликера стоит от 200 до 350 саудовских риалов ($55-$95).

Как сомнамбула, я прошла к лучшей части нашего дворца, к недавно великолепно отделанным комнатам, украшенным живописью, гобеленами, западноевропейской антикварной мебелью. В прошлом году мы с Каримом наняли малайзийского дизайнера, который с энтузиазмом принялся за работу. Он взял команду строителей, которые снесли старые стены, поставили арочные окна и соорудили куполообразные потолки, к которым устремлялись высокие колонны, сделав в этих помещениях еще и потайные комнаты. Все гармонировало и по цвету, и по текстуре: персидские ковры, шелковые портьеры, мраморные полы, которые идеально подходили к итальянской и французской антикварной мебели. Сочетание арабских орнаментов и арок, выполненных в традициях Центральной Европы, а также роскошь современного итальянского искусства создавали совершенно уникальную романтическую интимную обстановку, предмет внимания и зависти наших царственных родственников.

Пройдя через огромную гостиную, я попала в сигарную и винотеку, в которой обнаружила одну из наших филиппинских служанок, вытиравшую пыль на винных полках красного дерева. Резким тоном я велела ей заняться чем-нибудь другим, а сама начала считать бутылки. Я обрадовалась, обнаружив, что Карим значительно пополнил наши винные запасы. Я насчитала более двухсот бутылок различных водок и около шестидесяти бутылок других крепких напитков.

С легким сердцем я прошла в прохладное помещение, целиком отделанное дубом и специально построенное для хранения нашей винной коллекции, в котором поддерживалась определенная температура и влажность. После двухсотой бутылки я прекратила считать.

У нас действительно хорошие запасы, решила я. Мои мысли потекли в опасном направлении. Наверняка Карим не заметит пропажи нескольких бутылок с разных полок. Пока я рассматривала нашу внушительную коллекцию, меня стали одолевать знакомые искушения. Моя клятва о воздержании легко была забыта. Я спрятала две бутылки шотландского виски под просторным халатом и, дав себе слово, что выпью всего один стаканчик, поднялась по винтовой мраморной лестнице в свои апартаменты.

Оказавшись у себя, я сразу же заперла двери и с любовью стала гладить похищенные бутылки. После чего я выпила виски в надежде, что таким образом мне удастся избавиться от навязчивого образа страдающей Муниры.

Через двадцать четыре часа я очнулась от звуков взволнованных голосов где-то совсем рядом со мной. Я открыла глаза от пощечин, которые ощутила на своем лице. Я услышала, как кто-то выкрикивал мое имя:

— Султана!

Я увидела склоненное надо мной обеспокоенное лицо Сары.

— Султана! Ты слышишь меня?

Я встревожилась. Физическое мое состояние было ужасным. Я решила, что попала в автомобильную аварию и теперь приходила в себя после комы.

Я слышала, как плакала Маха:

— Мама, проснись!

Сара успокаивала мою дочь:

— Слава богу, Маха, она еще жива.

Пытаясь как-то прийти в себя, я заморгала. Я хотела что-то сказать, но не могла произнести ни слова. Я слышала, как испуганные женские голоса что-то кричали на смеси филиппинского, тайского и арабского языков. Мысли как в тумане проносились в моей голове: странно, почему все эти болтливые женщины собрались в моей спальне?