Читать книгу - "Нелюбимая - Мария Садловская"

Сразу выехать домой по вызову мамы Надежда не смогла. Хотя попытку сделала. Взяв с собой телеграмму, сходила к декану факультета (она заканчивала последний курс педагогического) и попросила перенести защиту диплома на осень. Потому как телеграмма гласила: «Наденька, приезжай как можно быстрее. Это очень важно. Мама».

Время телеграмм давно осталось в прошлом. Появились скайпы, мобильные телефоны. Мама о скайпе ничего не знала, даже выговорить это слово не могла. Получалось «пай», значение которого она хорошо изучила — имела пай на свою землю у фермера их поселка. Мобильный телефон, подаренный Надей, лежал в виде украшения на столе — мама не умела им пользоваться. Но коли она решилась на телеграмму, значит, действительно важно. Надежда Горчихина так и декану сказала.

О причине отправки телеграммы она догадывалась — ожидали с мамой этого всю жизнь, сколько себя Надя помнила.

Жили маленькой семьей, вдвоем — Надя и Люба-мама. Так прозвала в детстве Надежда свою маму. Папы не было. Он ушел от них, когда маленькой Надюшке исполнился годик. Вернее, не ушел, а как все говорили, «пошел на повышение», уехав в столичный город Эйск.

Поначалу пришло несколько писем. В них Платон Федорович пространно описывал свое стремительное продвижение по карьерной лестнице. Люба радовалась письмам, ими жила и всякий раз спешила к единственной родственнице по линии мужа, тете Наташе, почитать весточку от Платоши, выражая вслух надежду на скорое воссоединение семьи. Сетовала — нарядов-то у нее городских нет, надо срочно бежать к Вальке Сидорихе, пусть что-нибудь придумает. Валька — известная портниха, обшивала весь поселок.

Тетя Наташа горячо поддерживала чаяния молодой женщины, считая себя свадебной матерью Платона и Любаши. Кстати, как потом оказалось, Платону она не родственница, а бывшая подруга его покойной матери. Во время знакомства молодых Платон Федорович квартировался у Натальи Николаевны. Он был командирован в район для выполнения важных поручений от молодых бизнесменов, которые после «лихих» девяностых множились как грибы после дождя.

Когда Наталья узнала о беременности Любки, она их и поженила, за что молодая женщина до конца своих дней считала тетю Наташу благодетельницей.

Изначально женитьба в планы Платона Вихрякова не входила, по крайней мере в ближайшем обозримом времени, тем более на Любаше. Но доводы деревенской тетки Натальи, употреблявшей в разговоре «евонное дело», оказались для молодого Платона, только начинающего карабкаться вверх по шаткой лестнице успеха, мудрыми.

— Оставишь Любаху с ребенком и считай — дальше тебе хода нет! Время, конечно, другое. Не то что при коммунизме — разные партячейки, разборки… Но поверь мне, старой: все, кто раньше был наверху, останутся там же! Только по-другому будут называться. А вся эта смута пройдет, государство не потерпит долго этого разгуляя. И представь себе — ты к тому времени станешь важным начальником. И вдруг разыскивает тебя женщина с ребенком, и алименты должен ей за столько-то лет! А у тебя, может, к тому времени — жена, дети и тесть — большую посаду занимает. Представил?

От собственных слов Наталья даже раскраснелась, затем успокоилась.

— Мой тебе совет: распишитесь тихо, скромно. Родится ребенок при тебе, как положено, а потом попросишь перевода в другую область. Причину придумаешь. Конечно, сначала поедешь один, а дальше… Тебя учить не надо.

Именно так и поступил Платон Вихряков, удивившись проницательности ума тетки Натальи.

* * *

Но вскоре письма прекратились, и только время от времени в газетах появлялись статьи о выходце из народа Вихрякове Платоне Федоровиче, сумевшем за короткий период поднять отстающую экономику области. Часто появлялись фотографии: вот Платон на строительной площадке в сверкающей, новенькой защитной каске. Вот детский интернат — детишки обступили Платона Федоровича, а он с отеческой улыбкой жмет руку мальчишке, которого держит за плечи воспитательница, глядя с благоговением на дорогого гостя…

* * *

Должно было пройти много времени, чтобы Люба поняла — они с дочкой остались одни. Как-то Наталья, которую Люба продолжала считать родственницей, не выдержала и, потупив глаза, открылась:

— Женился Платошка, паршивец! Уже и ребенок родился, девка. Олей назвали. Не говорила тебе раньше, не хотела расстраивать. Он, когда письма тебе писал, уже жил с новой женой, негодник… И девка у них родилась через год после твоей Надюшки. Да теперь-то уж чего… Правда все равно откроется.

Люба сидела на скамейке, глядела в одну точку и равномерно раскачивалась — взад, вперед. Наталья забеспокоилась:

— Любань, ты чего это качаешься? Давай не дури! Иначе не стану ничего больше рассказывать. Я узнаю все через двоюродную сестру, Верку. Ейная дочка Капитолина, моя племяшка, домработницей служит в ихнем доме. Потому как женился-то он на богатой! Платошкин тесть какой-то высокий начальник. Поэтому Вихрякова и печатают в разных газетах… А ты плюнь и забудь! И не будь дурочкой деревенской — подай на алименты.

Наталья еще долго что-то горячо доказывала, поучала Любашу, затем поняла, что та ее не слышит. Но перестала раскачиваться — и то хорошо!

Вслед за известием от Натальи на поселковый совет пришла бумага с обязательным вручением копии Горчихиной Любови Петровне. Это было свидетельство о разводе Любаши и Платона. На отдельном листке имелась приписка, что гражданке Горчихиной Л. П. было послано два уведомления с приглашением на судебный процесс, который проходил в столичном городе. Поскольку она не явилась, развод состоялся заочно. Конечно же, никаких уведомлений Любаша не получала. Кстати, она сама работала оператором в почтовом отделении и не пропустила бы адресованные ей письма.

Для себя Люба решила, что два года жизни со своим мужем Платоном — это все, что ей небеса могут подарить. С благодарностью приняла дар, согласившись, что больше от судьбы ей ничего не положено. Да, тяжело одной с ребенком. Но не будет она подавать на алименты. Подождет. Может, все-таки он сам вспомнит?.. Люба относилась к исчезающей породе однолюбок.

Наверное, и потому замуж-то до двадцати четырех лет не выходила, словно все ждала его — единственного. Платону к тому времени исполнилось двадцать девять лет.

Надюшка росла спокойной, послушной девочкой. В школе училась успешно. Где-то лет в десять спросила маму о папе. Глядела жадными глазами, надеясь услышать что-то обнадеживающее. Но Люба не была готова отвечать. Говорила невнятно общие фразы, типа «живет в другом месте, приехать не может — работает…».

Надя грустно, по-взрослому остановила маму: