Читать книгу - "Страна смеха - Джонатан Кэрролл"

– Послушай, Томас, я знаю, тебя, наверное, уже миллион раз спрашивали, и все-таки: каково это – быть сыном...

– Стивена Эбби?

Ах, вечный вопрос. Матери я недавно сказал, что меня зовут не Томас Эбби, а скорее Сын Стивена Эбби. На этот раз я вздохнул и стал гонять по тарелке остатки творожного пудинга.

– Трудно сказать. Я лишь помню, что он был очень приветливый, очень ласковый. Может быть, просто все время под кайфом.

У нее загорелись глаза, в голове с явственным жужжанием закрутились маленькие острые шестеренки. Значит, Стивен Эбби был наркоманом! И это сведения из первых рук. Она постаралась скрыть свой восторг, сделав понимающий вид и предоставив мне путь к отступлению:

– Наверное, как и все, я много читала о нем. Но знаешь, ведь в этих статьях никогда не поймешь, что правда, а что нет.

Я не испытывал охоты дальше говорить об этом:

– Большинство историй о нем, наверное, в общем, достоверны. По крайней мере те, что я слышал или читал.

К счастью, мимо проходила официантка, и я выжал все возможное из того, чтобы получить счет, просмотреть его и заплатить,– только бы замять разговор.

Когда мы вышли, на улице по-прежнему стоял декабрь и в холодном воздухе пахло химией, как на нефтеперегонном заводе или на уроке химии в десятом классе, лабораторное посвящение в сокровенные таинства вони. Она взяла меня под руку. Взглянув на нее, я улыбнулся. Девушка была хорошенькая – короткие рыжие волосы, зеленые вечно широко раскрытые, словно в счастливом недоумении, глаза, красивая фигура. Поэтому я тоже не смог удержаться от улыбки и впервые за вечер порадовался, что пригласил ее.

От школы до ресторана было почти две мили, но она настояла прогуляться туда и обратно пешком. Туда – чтобы нагулять аппетит, обратно – чтобы сжечь полученные калории. Я поинтересовался, не колет ли она себе дрова, но она даже не улыбнулась. Люди часто не улавливают моего юмора.

Вернувшись к школе, мы уже мило болтали. Она больше не спрашивала о моем старике, а усердно потчевала меня анекдотами о своем дяде-гомосексуалисте из Флориды.

Мы вернулись в Фаундерз-холл, шедевр неонацистской архитектуры, и я заметил, что остановился прямо на мозаичном школьном гербе, вделанном в пол посреди вестибюля. Заметив это, она крепче стиснула мое предплечье, и я подумал, что можно спросить и сейчас, время не хуже другого:

– Хочешь посмотреть мои маски?

Она хихикнула со звуком уходящей из раковины воды и погрозила пальчиком – смотри, мол, у меня, гадкий мальчишка:

– Надеюсь, хоть не офорты[2]?

Я рассчитывал, что она хотя бы наполовину человек, но от эдаких замашек а-ля Бетти Буп[3]надежда лопнула, словно воздушный шарик. Ну почему женщина не может хоть раз в жизни оказаться такой, как надо? Не экзальтированной, не развязной, не пустой...

– Да нет, честное слово, у меня есть коллекция масок, и...

Она опять стиснула пальцы и совсем остановила кровообращение в моей руке.

– Я шучу, Томас. Мне страшно хочется их посмотреть.

Как и во всех прижимистых средних школах Новой Англии, квартиры для учителей, особенно холостяков, были ужасны. Моя состояла из крохотной прихожей, кабинета, выкрашенного в незапамятные времена в цвет, который с некоторой натяжкой можно было считать желтым, спальни и кухни, настолько ветхой и хрупкой, что готовить там я и не пытался, так как все расходы на ремонт легли бы на меня.

Но я раскошелился на галлон первоклассной краски, чтобы по крайней мере стена, где висела коллекция, выглядела более-менее достойно.

Единственная входная дверь вела в прихожую, так что поначалу обошлось без сюрпризов. Я нервничал, но до смерти хотелось увидеть реакцию нового человека. Пока что она все прижималась ко мне и ворковала, но тут мы шагнули в мою спальню-гостиную.

– Боже! Что?.. Где ты это?.. – Она приблизилась, чтобы рассмотреть получше, и какое-то время ограничивалась восторженными междометиями. – Где ты достал... гм, его?

– В Австрии. Разве не здорово?

Фермер Руди выглядел русым и загорелым, ловко высеченный буквально несколькими касаниями резца, что подчеркивало грубую, толстую, как у хряка, испитую физиономию. Он весь лоснился, так как в то утро я экспериментировал с новым сортом льняного масла, которое еще не высохло.

– Но он же... почти как настоящий! Блеск!

Тут я воспрянул духом. Она восхищена? Если так, я бы простил ее. Немногие восхищались моими масками. Но если восхищались, то зарабатывали на этом сразу много баллов.

Разглядывая экспозицию, она трогала некоторые маски, но я не возражал. Мне даже понравился ее выбор. Буйвол, Пьеро, Крампус[4].

– Я начал покупать их еще в колледже. Когда умер отец, мне от него достались кое-какие деньги, и я съездил в Европу. – Я подошел к Маркизе и нежно коснулся ее розового, как персик, подбородка. – Вот эту, Маркизу, я увидел в захудалой лавке на мадридской улочке. Ее я купил первой.