Читать книгу - "Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников"

и грустила. «Слабеет. Трудно одному, маму вспомнил». Бывали часы, когда девушка была готова отказаться от учения и поехать к одинокому старенькому отцу. «Как бы весело и светло стало!» Но вспоминались недавние годы, когда отец ловил прохожих и упрашивал: «Помоги устроить дочку в учение».

В такие часы девушку от слез и горя спасали друзья: Степа и Афонька. Они приходили шумные, морозные, тащили на пруд, соблазняли хорошей гонкой на лыжах.

— Кто же это обещался перегнать нас?.. — напоминал Степа.

— Молчи уж, я тебя и сейчас оставлю, — обрывала его Настя.

Обычно ребята добивались своего: девушка брала лыжи, выбегала и кричала:

— Кто догонит, ау!..

Афонька отставал, и Степе было нелегко соперничать с Настей.

Перед рождеством все трое записались в команду лыжников и начали готовиться к пробегу. В команде были два отряда: один — взрослых рабочих, другой — подростков. Степа, Настя и Афонька записались в отряд подростков. Все предполагали, что первым придет Степа; только он сам думал, что Настя является сильной соперницей. Девушка же не думала о пробеге, все ее мысли занимали рождественский отпуск, отец и Озерки, заметенные до крыш снегами.

* * *

Корпус школы заводского ученичества к осени не был отремонтирован, на зиму работы прекратились, и Степа продолжал учиться в мартеновском цехе. Он незаметно для себя многому научился. Умел разбирать сорта железа и руды, определять, готов ли металл к выпуску или не дошел, привык переносить жар и сквозняк. Он часто с Афонькой бродил по всем цехам завода, где присматривался к машинам и станкам, присматривался к людям и работе. В заводской тесноте, среди крутящегося железа, полыхающего пламени, в путанице рельсов все движения должны были быть обдуманы и заучены.

Требовалось большое искусство катать лист, мчаться через весь цех с раскаленной болванкой; малейшая ошибка могла принести увечье, даже смерть. Степа знал, что в будущем ему придется быть рабочим, а может, и мастером в одном из цехов, и он жадно вглядывался, изучал движения. Простую, совершенно не сложную вагонетку приходилось толкать со сноровкой и умеючи.

Отец и мастер все время поучали Степу, рабочие всегда охотно рассказывали, стоило только спросить. Им нравилось, когда молодежь вникала в дело.

Степа по-прежнему часто навещал Настю, у нее в каморке просиживал длинные вечера, но встречать девушку приходил реже. Она сама не хотела этого.

— Теперь я большая.

Всю науку, которая преподавалась в школе, Настя записывала в тетрадочки. Степа тоже решил записывать свою науку. Он завел тетрадки на каждый цех и заносил в них все, что узнавал лично сам и от других. Записи делал у Насти на квартире и хранил тетрадки там же; в бараке не на чем было писать: для этого не водилось стола.

Интересовался Степа и Настиной наукой, но ему она казалась нестоящей, пустой.

— Куда ты пойдешь с ней?

— Куда угодно.

— Н-нет, не удастся. Наука должна быть такая, чтобы вещь учили делать, штуку. А вас учат?

— Не учат.

— Ну и пойдешь в контору, а то к директорскому кабинету дверь открывать.

— Я дальше пойду учиться.

— И обязательно в такое место, где научат вещи делать. Я вот железо делать скоро научусь, потом лист катать. Афонька с деревом орудует.

Настя защищала свою науку, по которой можно все знать.

— А ты делать умей! — настаивал Степа. — Знать все интересно, а делать лучше: полезно и тоже интересно.

Девушка задумывалась и видела, что Степа во многом прав; ей и самой захотелось не только знать, но и делать.

— Так и скажи в школе, чтобы делать учили.

Петр Милехин чувствовал себя дурно. Обоженная нога сделала его неловким, медлительным, отчего он уставал сильнее прежнего.

К тому же нога постоянно ныла, по ночам не давала спать, и рабочий худел, становился мрачен и неразговорчив.

Директор завода советовал ему уйти из мартеновского цеха на более легкую работу.

— На легкой работе и плата меньше, а у меня жена, сын, сам-третий, — рассуждал Милехин.

— Но ведь трудоспособность можно потерять. Возьми отпуск и отдохни где-нибудь в деревне, в санатории.

— В санаторию я не поеду, не люблю, тоска там, дела не дают, а я не инвалид. В деревню можно, старуху проведать.

— Вот и поезжай.

— Весной, тогда и отдохну лучше.

Так Петр и решил: весной — в Дуванское чинить свое здоровьишко. Сыну он не говорил про свои недомогания, иной раз намекнет окольным путем.

— Торопись, Степка, мастером быть, тогда уж я в отставку. Возьму твои удочки, лодчонку заведу, грибы буду собирать. Все мы молодцами начинаем, а кончаем грибками да клюкой, — скажет и горько усмехнется, что судьба ведет каждого человека к смерти.

* * *

Степа и Настя каждый день ходили на лыжах, они серьезно готовились к пробегу. Девушка еще и перед сном делала круг километра на три. Она не мечтала прийти первой, но боялась остаться последней. Этого она очень боялась и готова была отказаться от пробега. Уезжая на рождество домой, Настя взяла лыжи, чтобы и там бродить.

Отец встретил ее на станции, усадил в санки, и отдохнувший конь помчался. Дорога шла Иренью, была ровна, но так же извилиста, как и река. На поворотах санки заносило в сторону, а конь почему-то прибавлял шагу, и Настя вскрикивала, беспокоясь и в то же время радуясь, что вылетит в сугроб.

Отец поддерживал девушку, но все-таки она трижды вылетала. Снег был пушист и приятен, не хотелось вставать и догонять ускакавшую вперед лошадь. И Настя лежала, раскинув руки, наподобие могильного