Читать книгу - "Энн из Эйвонли - Люси Мод Монтгомери"

Стараясь угодить обеим, Гилберт, как обычно бывает, не удовлетворил ни одну сторону.

Джейн встряхнула головой.

– Если ученик выведет меня из себя, я его выпорю. Это самый короткий и простой путь поставить его на место.

Энн бросила на Гилберта разочарованный взгляд.

– Я никогда не буду сечь детей, – решительно повторила она.

– А что ты сделаешь, если в ответ на твою просьбу, школьник просто огрызнется? – спросила Джейн.

– Оставлю его после уроков, поговорю с ним твердо, но по-доброму, – сказала Энн. – В каждом человеке есть что-то хорошее, если поискать. В этом и заключается долг учителя – найти эту крупицу добра и развить ее. Так нас учил профессор в Королевской Академии, вы помните? А что можно развить с помощью плетки? Профессор говорил, что привить ребенку тягу к добру важнее, чем научить его письму, чтению и арифметике.

– Однако инспекторы ждут от учащихся именно знаний, и если подготовка учеников не соответствует определенным требованиям, повинен в этом будет учитель, – возразила Джейн.

– Мне важнее, чтобы ученики любили меня и спустя годы вспоминали как человека, который помог им на первых порах в жизни, чем оказаться в почетном инспекторском списке, – не сдавала позиции Энн.

– Выходит, ты вообще не собираешься наказывать учеников за плохое поведение? – спросил Гилберт.

– Придется, конечно, хотя я буду делать это с большой неохотой. Однако можно просто не выпускать ребенка на перемену, или поставить его у доски на уроке, или заставить написать лишние предложения.

– И девочек ты не будешь в наказание сажать к мальчикам? – спросила Джейн не без лукавства.

Гилберт и Энн переглянулись и смущенно улыбнулись. В прошлом провинившуюся Энн посадили к Гилберту, и последствия такого наказания были печальными.

– Что ж, время покажет, кто из нас прав, – философски произнесла Джейн при расставании.

Энн пошла к Зеленым Крышам тенистой, шелестящей листвой, источающей аромат папоротников Березовой тропой, миновала Фиалковую долину и Ивняк, где перемежались свет и тень, и ступила на Тропу Влюбленных – так много лет назад они с Дианой окрестили это место. Она шла неторопливо, наслаждаясь красотой леса и полей, мерцанием звезд на сумеречном небосклоне, и в то же время трезво размышляла о новых обязанностях, к которым приступит с завтрашнего утра. Когда она подошла к Зеленым Крышам, из открытого окна кухни до нее донесся зычный, властный голос миссис Линд.

«Выходит, пришла миссис Линд, чтобы дать мне очередные советы и наставления, как вести себя завтра, – подумала Энн с гримасой на лице. – Не доставлю я ей этого удовольствия и не войду сейчас в дом. Ее советы сродни перцу: в небольшом количестве – то, что надо, но от больших доз начинается изжога. Пойду-ка лучше к мистеру Харрисону».

После незабываемой истории с продажей джерсейской коровы Энн не раз забегала к мистеру Харрисону поболтать. За несколько вечеров они крепко сдружились, хотя временами Энн коробило от его прямолинейности, которой сам он гордился. Рыжий встречал Энн по-прежнему подозрительно и никогда не упускал возможности назвать ее «рыженькой малявкой». Мистер Харрисон тщетно пытался отучить его от этой отвратительной привычки и каждый раз, завидев в окно Энн, вскакивал и радостно восклицал: «Только посмотри! Эта милая девушка опять к нам идет!» – или еще что-нибудь столь же лестное. Но Рыжий чувствовал подвох и не поддавался этой уловке. Энн и представить не могла, сколько комплиментов в ее адрес произносятся у нее за спиной. В лицо ей мистер Харрисон ничего подобного не говорил.

– Полагаю, вы ходили в лес за очередной порцией прутьев для завтрашнего дня? – Этими словами мистер Харрисон приветствовал Энн, когда она поднялась на веранду.

– Что вы такое говорите?! – возмутилась Энн, которая была идеальной мишенью для шуток, ибо относилась ко всему серьезно. – Розги – не мой метод, мистер Харрисон. Конечно, указка у меня будет, но использовать ее я буду только по прямому назначению.

– Ах, так вы предпочитаете ремень? Может, это и правильно. Розги бьют больнее, но ремень долго не забывается. Поверьте мне.

– Ни розги, ни ремень. Я не собираюсь пороть своих учеников.

– Вот те на! – воскликнул искренне удивленный мистер Харрисон. – А как собираетесь поддерживать порядок?

– Взаимным уважением и любовью, мистер Харрисон.

– Это не сработает, – уверенно произнес мистер Харрисон. – «Розги пожалеешь – ребенка испортишь». В школе учитель порол меня каждый день, приговаривая: «Если плохих дел не натворил, значит, надумал».

– С тех пор методы изменились, мистер Харрисон.

– Но не изменилась человеческая природа. Запомните мои слова – вам никогда не урезонить этих сорванцов, если не запасетесь розгами.

– Но я поначалу испробую другие методы, – сказала Энн, крепко верившая в правоту своей позиции.

– Вижу, вы очень упрямы, – признал мистер Харрисон. – Что ж, поглядим. В один прекрасный день, когда ученики доведут вас до ручки – а надо сказать, что люди с вашим цветом волос весьма раздражительны, – вы позабудете ваши прекрасные теории и всыплете им по первое число. Для учителя вы слишком молоды… Вы еще сами ребенок.

Этим вечером Энн легла в постель в весьма пессимистическом настроении. Спала она урывками, а утром за завтраком была так печальна и бледна, что Марилла не на шутку встревожилась и настояла, чтобы Энн выпила чашку крепкого имбирного чая. Энн покорно выпила, хотя не представляла, какую пользу в ее случае может принести имбирный чай. Вот если б ей дали волшебный напиток, который прибавляет лет и опыта, она и кварту бы выпила, глазом не моргнув.

– А что, если я опозорюсь, Марилла?

– Даже если так, один день ни о чем не говорит. Впереди у тебя много дней, – сказала Марилла. – Твоя беда, Энн, в том, что ты хочешь научить детей всему и сразу, и если так не получится, будешь считать, что опозорилась.

Глава 5

Настоящая учительница

Этим утром по дороге в школу Энн впервые шла по Березовой тропе глухая и слепая к ее красоте – все вокруг словно вымерло. Прежняя учительница приучила детей к ее появлению уже сидеть на своих местах, и, когда Энн вошла в класс, она увидела ровные ряды сияющих утренних мордашек и горящих, пытливых глаз. Повесив шляпку, она окинула взглядом учеников в надежде, что дети не догадываются о ее страхе и растерянности и не замечают, как дрожат ее руки.

Накануне Энн сидела почти до двенадцати ночи, сочиняя речь, которую намеревалась произнести перед классом в первый учебный день. Она несколько раз ее переписывала, стремясь довести до совершенства, а потом выучила наизусть. Речью