Читать книгу - "Бойся мяу - Матвей Юджиновский"

Артем и Дима, сидевшие на стульях у края кровати, закивали.

– Вы-то ясно. Деревенские, наверно, все знают, – кивнул Миша в ответ. – Девчонкам еще не рассказывали?

Он чуть наклонился со своего края и потрепал серого пушистика, топтавшегося по кругу на «битых» картах.

Женя навострил уши, подскочив в кресле. Юбилей никак не заканчивался, а играть в «дурака» с ребятами и, конечно, с Димой, он не хотел – боялся насмешек. Большего при сестрах Блондин себе не позволял. Хотя посмеяться над несмышленостью братика могли и сами сестры. Но и вернуться обратно, в зал к взрослым, Женек не пожелал, потому устроился в кресле и думал о сне. Ровно до вопроса Миши.

– Нет, – ответила Оля. И выдохнула вверх, сдувая челку. Черную, как у дамы пик.

– Я тож не слышала, – отозвалась Лариса, меняя позу и усаживаясь удобнее.

– Это страшилка? – заинтриговано спросила Катька. И покосилась на Женю – они такое любили.

Сестры тоже разместились на кровати – практически плечо к плечу, отчего каждую партию упрекали друг друга в подглядывании. А под конец одна из них непременно оставалась в «дурочках».

Всемером они сидели здесь, в тусклом свете одинокой лампочки, уже больше часа. Комнатка была небольшая, с принесенными из кухни стульями – тесная. Духота нарастала, но дверь не открывали, чтобы никто из не очень трезвых взрослых случайно не заглянул. И не стал учить мастерству карточных игр.

– Это для вас с коротышкой – страшилка, стопудово, – рассмеялся Дима и стрельнул мерзким взглядом в Женька. – Эх, не захватил я с собой фонарь. Для такого случая.

Снова хохотнул, запрокинув голову, откинул со лба светлые прядки и отвернулся к Артему. Простой, скромный, сдержанный, тот нравился Жене куда больше. Точнее, просто нравился, потому что Блондина он ненавидел.

– Да отстань ты от них, – устало буркнул Миша. – Лучше смотри, не пропущу ли я чего.

С двоюродным братом Женьку было спокойно. Даже когда Блондин сидел на расстоянии вытянутой руки. Просто здесь он был в меньшинстве. И, к тому же, в присутствии сестер привык делать вид, что с Женей его ничего не связывает. Кроме забавного случая в заброшенном доме, о котором благодаря болтливости Катюхи все давно знали.

Да, рядом с Мишей, высоким и крепким, трусить не приходилось. С Олей и Катей тоже – не только сейчас, но и всегда, – но при этом в Женька, бывало, прилетали насмешки вроде «спрятался за юбкой сестры».

– Коты и кошки очень умные. Вот что надо знать, – начал Миша. – Они понимают друг друга лучше, чем мы. Потому что в каждом из них есть Кошачий Бог.

Лариса и Оля переглянулись и, казалось, хотели рассмеяться, но так и не решили, кто первая.

– Есть легенда, что, когда наши прапрадедушки и прапрабабушки пришли обживать эти земли, они увидели, что не такие они, эти земли, безлюдные, – продолжил Миша. – Говорят, нашли дом. Одинокую маленькую избушку. И все. То есть понимаете: кругом, значит, поле, дальше леса, и вдруг – дом. Один единственный.

– Черный-черный? – вырвалось у Женька. Спать больше не хотелось. А кресло обернулось стулом, по которому вот-вот пустят ток.

Дима хохотнул. Хмыкнул и Миша.

– Пока что нет, – протянул он загадочно. Исключительно для братика. Затем вновь обратился ко всем. – Конечно, не новый, светлый и чистый, но и не разваливающийся. Из бревен. Только крыша из веток и соломы.

– Вот так вот прям точно известно, да? Про ветки, солому? – перебила Оля, улыбаясь.

– Это же легенда, Оль, – развел руками Артем. – Мне тоже рассказывали про солому. Кому-то, может, и по-другому…

– Слушайте дальше, блин, – оборвал Миша. И, оглядев всех, мол, готовы слушать, вернулся к тону рассказчика: – А жили в этом доме… кошки. Целая стая. Сама по себе. Люди, значит, дом этот трогать не стали. Мало ли, может, явится еще хозяин. Выбрали ровный участок поодаль и стали обживать. Настроили домов, зажили деревней, а хозяин тот так и не вернулся. Люди смирились с одиноким домом на отшибе. Жили себе, работали в поле.

– Через какое-то время коты и кошки стали забегать в деревню, – подхватил Артем, и все взгляды перескочили на него. И даже серенькая кошечка, что улеглась посередке, повернула к нему голову. – Ластились, играли с детьми. И люди начали пускать их в дома. Многие оставляли у себя. Но все равно тот дом не пустовал. Кошки все так же жили там, играли, заботились друг о друге, бегали охотиться в поля и леса. Шли года, деревня росла. Приезжали новые семьи. И их дома все ближе подбирались к Кошачьему дому. Пока один…

– Охотник… не захотел себе дом. На этом самом месте, – вступил Дима вдруг. – Приперся он из чужих краев. С женушкой и сыночком. Свободных участков, по-любому, было полно, но ему, естественно, понравился тот, где всегда стоял Кошачий дом. Никто на пути у него, значит, не встал – ну дом и дом, он же старый, для жизни непригодный и ничей. Все равно все знали, рано или поздно с домиком этим надо будет что-то делать. Прогнать котов и кошек у охотника, естественно, не вышло, сколько не пытался. Поэтому, когда они вернулись снова, он просто сжег их дом.

Сестры дружно вздохнули.

– Зачем? – протянула Оля.

– Вот урод, – выдала Катя, выплюнув кончик своей кофейной косички, которую успела попробовать на вкус, заворожено слушая.

Лариса же склонилась над кошкой, погладила. Зверь потянулся, сбросив пару карт на пол, и зевнул.

– Конечно, а вы чего хотели, – посмеялся над ними Дима. – Он же, блин, охотник. Волков, лис, зайцев убивал. А тут кошки. Будет ему кошек жалко, вот патронов на них точно жалко.

– На месте сгоревшего построили новый дом, – продолжил рассказ Миша, и противный смешок Блондина смолк. – Но долго охотник с семьей в нем не прожил. В одну ночь со всей деревни пропали коты и кошки. Говорят, что из неостывшей земли, смешанной с пеплом от сожженного дома, вышел Кошачий Бог. – Миша заговорил громче, широко раскрыв глаза. – Гигантский черный кот с пятнами скачущего по шерсти огня, с угольными костлявыми лапами и урчанием в груди будто рев пламени. И в ту ночь он призвал котов и кошек в дом охотника.

Вновь повисла пауза.

Гигантский черный кот? Столько дней, с самого знакомства с Человеком-Пальто, Женек не решался рассказать кому-то про Черного Мяука, а теперь получалось, что все в деревне знают о нем. Да, наверное, не верят, но знают, слышали.

Удивление тут же сменилось липким