Читать книгу - "Путешествие на Тандадрику - Витауте-Геновайте Жилинскайте"

Багажа у пассажиров набралось столько, что им с большим трудом удалось разместиться в салоне. Нужно было как-то закрепить вещи, чтобы после старта корабля они не взмыли вверх и не бились друг о друга. С горем пополам проблема была решена, умаявшиеся игрушки расселись по местам и наконец-то тронулись в путь — в своё последнее путешествие.

Твинас умудрился втиснуть надувное резиновое кресло внутрь пассажирского. Комфортно устроившись, он сразу же расстегнул несколько пуговиц на жилете и с шумом перевёл дыхание. Ему настолько полегчало, что даже пылающие от счастья щёки Эйноры не отзывались уколами в сердце. Если бы ещё удалось подремать до Тандадрики… Он и не заметил, как голова сама собой откинулась на спинку кресла и из клюва вырвался еле слышный храп…

Кадрилис тоже весьма комфортно устроился на своём месте. Жаль только, что новая замечательная фуражка была без ремешка под мордочкой и подобно воздушному змею рвалась ввысь. Конечно, можно было надеть старую фуражку, которая лежала в «дипломате», но у командира лапа не поднималась снять с головы такую красоту. И всё-таки он нашёл выход! Натянул на новую фуражку старую и подвязал ремешком обе. Таким образом над его лбом нависло два блестящих козырька, сверкали две кокарды, не говоря уже о золотых позументах.

После этого Кадрилис переключился на другую, не менее важную проблему — стал напряжённо размышлять, останется ли он командиром на Тандадрике или нет? На эту мысль его натолкнуло поведение референта. В ходе подготовки к последнему путешествию Лягария напрочь забыла свою главную обязанность — поддакивать командиру и ни разу не обратилась к нему как положено: «Уважаемый командир». Уж не думает ли эта коварная интриганка, что на Тандадрике все игрушки будут равны и им не потребуется никакой командир? Ведь там, где игрушки, должны быть и игры, а какие же игры без вожаков-командиров? Нет уж, он ни за какие коврижки не выпустит бразды правления из своих лап! Жители Тандадрики тоже обязаны считаться с его командирской формой, заслугами и… если угодно… с маузером! Он является законно избранным командиром, и никому его с этого поста не сместить! А если пробраться в кабину пилота и официально запросить Тандадрику, сохранится ли за ним власть ли нет? В любом случае он ещё поборется за свой завоёванный авторитет. Размышляя, командир Кадрилис невольно поглаживал рукоятку маузера…

Совершенно противоположные мысли волновали Эйнору. Щёки её продолжали гореть румянцем, плечи всё ещё хранили тепло сильных ладоней Менеса, шею приятно щекотали жемчужины, а подаренное пилотом колечко радовало глаз. Стоило ей закрыть глаза, как в памяти всплывали эпизоды их путешествия, обрывки разговоров… Она будто наяву видела, как к ней подходит Менес… берёт её чемоданы… и говорит: «Вы очаровательны, вы настоящая леди, у вас отменный вкус, только…» Эйнора наморщила лоб. Что «только»? Что это может означать? А если это: «Вы очаровательны, только мне вы больше нравились прежняя…» Ну да, именно это он хотел сказать, но потом решил промолчать. Но ведь сам-то даже очки не поменял, так они и остались с треснутыми стёклами. И он ничего не взял из бесплатных товаров, которых на складах было видимо-невидимо, ничегошеньки… Разве что чучело птицы — кожа да перья. А она выбросила сшитые собственными руками одёжки и ушла как ни в чём не бывало! Что она наделала, что наделала! Осталась лишь старая перчатка. Вот возьмёт и наденет её, сейчас же наденет!

И тут она как будто увидела, как стоит перед зеркалом с двумя платьями в руках… и вопрос на мордочке Кутаса. Он о чём-то спрашивал… и встревоженно ждал ответа. А она думала только о нарядах и украшениях! О чём же он спросил её? Вроде о птице фениксе… Да-да, он спросил: может ли птица феникс сгореть не ради себя, а ради другого… сгореть, чтобы тот, другой, словно возродившийся из её пепла, стал лучше, чем прежде… Да, он спросил именно об этом! И только сейчас, зажмурившись, Эйнора поняла суть вопроса. Она вздрогнула, открыла глаза, повернулась к креслу, где сидел Кутас, и сказала:

— Кутас, братишка, ты спрашивал меня…

Слова застыли у неё на губах: в кресле Кутаса никого не было!