Читать книгу - "Асино лето - Тамара Михеева"

Наташка дернула бровями, но сделала, как просили. Опять нарвали Кольке цветов и взяли садовую клубнику, которую Полина Болотова из дома привезла.

Ольга Алексеевна строго предупредила:

— Не шуметь, не расстраивать, и главное — недолго.

Наташка Петрова, Вовка Захаров, Матвей, Даша, Саша Лазарева и Ася зашли в палату. Ася так боялась увидеть Кольку среди всяких аппаратов, трубочек, лекарств, больного и несчастного, что зашла последней. Колька им обрадовался:

— О, ребят, здорово!

Он лежал на кровати под простыней, бледный, с сонными запавшими глазами, но смотрел спокойно, весело. Встретившись с Асей глазами, на секунду стал серьезным, а потом подмигнул. И показалось, что он просто… ну, простыл, например, что встанет сейчас и пойдет с ними в футбол играть и купаться. Наташка вручила ему цветы и ягоды.

— Спасибо. Только ягоды давайте вместе есть. Меня от них уже тошнит. Кто-то каждое утро по большущему лопуху земляники приносит. Вот, видите? Угощайтесь.

Ася взглянула и поняла: земляника от гномов, сразу видно. Только они знают, где такая крупная и красивая растет. Колька опять посмотрел на Асю. Как-то по-особенному посмотрел, будто не просто смотрел, а шептал: «Пашка-дурашка, Пашка-простоквашка». Ася хотела рассердиться, но не смогла и, наверное, сама смотрела на него так же. Ребята что-то рассказывали Кольке, что-то про то, что они теперь отряд особого назначения, а он вроде бы и слушал, а вроде бы и нет, и вдруг спросил:

— Ты зачем косы обрезала?

Все разом замолчали и посмотрели на Асю. Лена всполошилась:

— Ой, правда, Ася!

— Мама подстригла, — не моргнув, соврала Ася, глядя Кольке в глаза. — У меня от них голова болит, тяжелые очень.

И никто из ребят ее не выдал. Наташка Петрова открыла было рот, но Ася посмотрела на нее, и та промолчала, только фыркнула.

Ася проснулась до рассвета, когда еще темно, но воздух уже не густой, как ночью, а будто разбавленный ключевой водой. Что-то потянуло ее на улицу. Может быть, особенный, пахнущий дальней дорогой ветер. Ася открыла окно и поняла, что ее разбудило. Пели соловьи. Не далеко, у реки, где они обычно поют в июне, а где-то совсем рядом. Их переливчатая трель была похожа на ту грустную колыбельную, что пела женщина-лебедь на берегу. Ася оттолкнулась от подоконника, легко поднялась в предрассветное небо. Как давно она не летала вот так, не по делу, а просто потому, что хочется! Не чувствовала внутри, в сердце и в животе, этот простор, этот широкий воздух! Медленно она проплыла вдоль корпуса, заглядывая в окна. Все спят. Колькина кровать белеет пустым прямоугольником. Будто Колька тоже убежал слушать соловьев и где-то ждет ее. Ася вылетела на центральную аллею и замерла в воздухе.

С пригорка открывался вид на горы и на лес, на рассветное небо. Весь горизонт горел огнем зарождающегося дня. Полосы розового, золотого, красного, желтого, голубого переливались из одной в другую, а янтарного и алого было так много, что глазам больно смотреть, и оторваться невозможно. Даже темные ночные облака были раскрашены яркими красками, будто поверх будничных, серых одежд надели праздничные — пурпурные, расшитые золотом. Над рассветно-солнечной полосой нежно голубело утреннее легкое небо. В этом небе летели два самолета. Их следы светились розовым.

Ася вдохнула глубоко, длинно, будто хотела вобрать в себя побольше этого рассветного воздуха и неба, и розовые следы самолетов, и соловьиную трель. А потом полетела, раскинув руки, прямо к горизонту. Сосны, как большие строгие птицы с темными крыльями, смотрели ей вслед.

Окунувшись в зарю, Ася вернулась в лагерь. Спать совсем не хотелось. Пролетая мимо изолятора, она увидела, что у Кольки в палате открыто окно. Ася осторожно влетела и положила на тумбочку только что сорванную ромашку. И услышала:

— Па-ашка…

Колька смотрел на нее спокойно так, ласково и без всякого удивления, будто к нему каждый день девочки прилетают. Но Колька сказал:

— Опять снишься, да? Ну ладно… А чего ты в воздухе висишь? Летаешь, что ли?

— Летаю, — вздохнула Ася и присела на краешек стула у Колькиной кровати. — Колька, это я во всем виновата. Я же не сама туда забралась, я взлетела…

— Ты, Пашка, даже во сне выдумщица. Ну разве люди умеют по-настоящему летать?

— А меня гномы научили. То есть феи…

— Ага, и Леший со Змеем Горынычем.

— Не хочешь — не верь, — обиделась Ася.

Колька тут же перестал смеяться, сказал ласково:

— Не обижайся… Хочешь, никогда больше не буду Пашкой звать?

— Да зови, пожалуйста, мне-то что, подумаешь…

Они замолчали, друг на друга не смотрели. Потом Ася сказала:

— Соловьи поют.

— Ага, а один прямо над моим окном на черемухе живет. Каждую ночь поет.

— Красиво…

— Ага. Пашка, а правда, зачем ты подстриглась, такая коса была…

— Говорю же: голова от них болит.

— Врешь ты все. Столько лет не болела, а тут вдруг заболела. Еще и во сне без кос! Почему ты мне стриженая снишься?

Ася усмехнулась:

— Твой сон, себя и спрашивай. Я пойду, ладно?

— Ну, давай.

— Спокойной ночи. То есть доброе утро. Ты поправишься, правда.

Колька криво усмехнулся.

— Помочь мне может только чудо. Это вчера Ольга Алексеевна папе сказала.

— Будет тебе чудо, — улыбнулась Ася и вылетела в окно.

Когда она пролетала мимо Единственного дуба, ее окликнули. На ветке стоял сияющий Сева в зеленом комбинезоне.

— Ася! Ура! — Сева от радости подбросил в воздух свой колпачок. — А знаешь… — он склонил голову набок, глаза стали хитрыми-прехитрыми. — Вот Сдобная Булочка вчера говорит: «Чует мое сердце, не вернется ваша Ася, не выдержит». Но это ее сердце, а мое чуяло как раз наоборот!

Ася рассмеялась. Ну и Сдобная Булочка! Как это Ася могла не вернуться?

— Полетаем? — она протянула Севе ладонь. Сева спрыгнул на нее, и они взмыли в небо.

— Сева, а я теперь всегда-всегда буду летать?

— Пока не вырастешь.

— А потом?

— Потом пыльце герани тебя будет уже не поднять. Хотя… если не повзрослеешь всерьез…

— Как это?

— Ну как, как… Знаешь, в детстве очень многие с гномами дружат, а потом вырастают и говорят, что это были детские игры и выдумки. Или вообще забывают.

— Я не забуду.

Розово-золотое солнце поднималось над горизонтом.