Читать книгу - "Облачко и Лев - Анна и Сергей Литвиновы"

Ох, как же Облачку стало жаль своего маленького приятеля! Чем бы помочь?

– Хочешь, раздобуду тебе волшебную палочку? – предложил Пухляк.

– А что она может делать? – оживился Лёвка.

– Многое. Невкусное превращает во вкусное. Глупое – в умное. Холодное – в тёплое.

– А маму она сможет вернуть? – тихо спросил мальчик.

– Нет, – вздохнул Облачко. – Волшебная палочка преображает только то, что на земле. А мама твоя сейчас – в Подземном царстве. Там свои законы. И волшебство – тоже своё.

– Ты же говорил: она на облаке! – возразил Лёвка и посмотрел недоверчиво.

Глупые они, эти люди!

– Облака только как курьеры, – объяснил Пухляк. – Спускаются с неба, чтобы перевезти душу её к Дракону, в Подземное царство.

– То есть в ад? – испугался Лёва.

– На самом деле нет никакого ада. И рая, – признался Облачко. – Мир живых – это Земля. А мир не-живых – под-Земля. Там всё, как у вас – только наоборот. Дома стоят на крышах – а фундамент сверху. Машины и поезда – летают, самолёты – ездят. Ночью все работают, днём отдыхают.

– А там у мамы есть другой сын? – разволновался мальчик.

– Нет. Она там одна. Но помнит тебя. И очень любит. И беспокоится о тебе.

Лёва грустно вздохнул. Посмотрел с крыши вниз – там расстилался город, спешили пешеходы, мчались машины.

– Столько людей… А я – никому не нужен, – пробормотал он. И жалобно попросил друга: – Слушай, а ты не сможешь привести маму обратно?

– Не могу, – вздохнул Пухляк.

Но тот не сдавался:

– Ну а хотя бы передать ей от меня письмо?!

– Послушай, Лев, – начал сердиться Облачко. – У нас, в мире-над-вами, тоже есть правила. И нарушать их нельзя. Не положено, чтобы живые писали письма мёртвым, а мёртвые – являлись к живым.

– Но я так скучаю по ней, – жалобно произнёс Лёвка. – Раз ты волшебный… передай ей… даже не письмо, нет. Просто скажи, что я помню её. Что у меня всё в порядке. И я очень её люблю.

Облакам никогда, ни под каким видом, не разрешалось спускаться в Подземное царство. Да и возможности не было: сторож Дракон охранял все подходы и не пропускал никого, кто имел доступ к миру живых. Но только Дракон, даже самый суровый, – всего лишь зверь. Это огромное чудище обожало сахарные косточки. Не волшебные, а самые настоящие – с Земли.

– Ты дружишь в своём детдоме с поварихой? – спросил Облачко.

– Да, я ей помогаю. А она мне иногда добавку даёт, потому что я во всём детдоме самый тощий. А зачем тебе?

Друг не ответил. Просто велел мальчику:

– Прыгай на меня. Полетели.

* * *

Тёмной ночью Облачко № 408 468 завис над горами. Тихо было кругом, пусто. Облака-соседи сладко спали. Его друг, Южный Ветер, явно был далеко – кроны деревьев не шевелились. Внизу, на земле, выли на полную луну шакалы и ухали совы. Пухляк не сводил глаз с линии горизонта – там, вдали, отдыхал от дневных трудов строгий Хозяин Стихий. Что будет, если он вдруг проснётся и обнаружит, что одного из облаков нет на месте? Наказание могло быть страшным. Ссылка на Север, где вечные льды. Или того хуже: прикажет излиться дождём всему, до последней капли. Лёвушка даже не узнает, что его небесный друг погиб – и ради чего принял смерть.

Или ещё обиднее может получиться: пробьёшься, правдами и неправдами, в Подземное царство. Найдёшь там его маму. Но она – как все взрослые – просто не поверит, что Облако может говорить. А если человек, мёртвый, живой ли, не верит – он и не услышит.

Огромная сахарная кость жгла руки. Облачко вздохнул. И – камнем ринулся с небес на землю, скатился по склону горы, к подножию. Выбрал среди множества самую большую кротовью нору. Выкрикнул волшебное заклинание:

– Семь-два-три, мгновенно отопри!

И послушалась земля, раздвинулась.

Пухляк протиснулся в щель: тёмный, мрачный коридор, по стенам мерцают редкие факелы. Вдалеке, уже слышно, огромный Дракон порыкивает: почуял, что в его владениях посторонний. Облачко со всей мочи дунул на сахарную косточку – чтоб чудовище издалека аппетитный запах почуяло.

Недовольный рёв сменился предвкушающим тявканьем. Облачко бесстрашно поспешил вперёд. Цепь, на которой сидел Дракон, натянулась – чудовище спешило навстречу. Увидело кость, облизнулось, проворчало:

– Что надо?

– Войти.

Дракон рванулся вперёд, лязгнули оковы. Пухляк проворно отпрыгнул назад – не дотянулось чудище до угощенья.

– Давай кость – пропущу, – пообещал охранник.

«Ага. А когда обратно буду идти – проглотишь. К косточке на десерт», – подумал Облачко.

– Не годится. Хочешь получить – давай по-другому, – гость помахал сокровищем перед носом Дракона.

– Из супа кость? – Чудище облизнулось.

– Из борща. Поможешь – завтра ещё пять таких принесу.

– Ладно. Говори, чего надо.

– Маму мальчика Лёвы. На два словечка.

– Фотографию давай, – прорычал Дракон.

– Нету.

– Ох, и бестолковые вы, небесные путешественники! Как я тебе её найду, если не знаю, как она выглядит?!

– Но ты же волшебный! – подольстился Облачко. – А мальчишку, сына её, запросто тебе нарисую.

Пухляк сосредоточился и воспроизвёл на стене портрет Лёвушки. После чего попросил чудище:

– Пожалуйста. Ты же читаешь мысли всех – кто здесь, под землёй. Просто просмотри и найди тех, кто о нём думает.

– Бабушек, дедушек, – проворчало чудище. – Тётей, дядей.

– Ещё семь косточек. Завтра доставлю! – поспешил добавить Облачко.

Дракон прищурился, свистнул, рыкнул, пыхнул огнём… И на стене пещеры начали мелькать лица: очень старенькая женщина… ещё одна… Дедуля. Мужчина помоложе.

Дракон вспотел, глаза, и без того красные, стали совсем пламенными. И он напустился на незваного гостя:

– Что ты мне мозги морочишь! Вот: отец его, бабка, дед, тётка. А матери здесь нет!

– Как нет? – растерялся тот. – Ты, наверно, смотрел плохо!

– Если я говорю, что нет, – значит, нет! – окончательно разозлилось чудовище. – Кость сюда давай и вон – а то спалю!

Охранник угрожающе уставился на Пухляка.

– Но ты точно… просмотрел всех, кто под землёй? – упорствовал Облачко.

И еле успел отпрыгнуть – Дракон плюнул в него снопом огня.

Ссориться с чудищем – себе дороже. Хозяину Стихий, конечно, не сдаст, но от предыдущего огненного плевка Облачко почти вдвое усох. А разозлишь стража – вообще осушит.

– На, на, держи свою кость, – поспешно произнёс Пухляк.