Читать книгу - "Ной Морсвод убежал - Джон Бойн"

– Мы вам его вернем, не успеете вы даже понять, что его нет рядом, – перебил его мистер Квакер – ему явно не хотелось, чтобы меня отговаривали. – Но скажи мне, – повернулся он ко мне, – ты же бегать начал совсем недавно, как мне говорили?

– Так и есть, – кивнул я. – Да, раньше я совсем не умел быстро бегать. У меня ноги были неприспособленные. Но когда мне сравнялось восемь лет… ну, тогда-то у меня все сильно изменилось.

– Могу ли я поинтересоваться, что именно?

– Моему сыну не нравится разговаривать о прошлом, – вмешался Паппо. Он вышел из-за стойки и обхватил меня рукой за плечи, как бы защищая. – Достаточно будет сказать, что до приезда в эту деревню мой сын был совершенно другой личностью. А когда решил стать мальчиком – послушным мальчиком, я хотел сказать, каким всегда и стремился быть, – в общем, с тех пор он и осознал, что у него есть определенные… способности. И один из таких подарков – умение очень быстро бегать.

– О, об этом вам совершенно не стоит переживать, сударь, – просиял мистер Квакер. – По долгу службы я встречаюсь с разными персонами – и никогда никого не сужу. Я никогда никого не порицаю, сударь, – подчеркнул он, словно хотел, чтобы в этом у нас не было совершенно никаких сомнений. – Знаете, однажды я работал с мальчиком, который первые пять лет своей жизни провел между оконными стеклами. Добился невероятного мастерства на гимнастическом коне и брусьях, но, к сожалению, на отборочных соревнованиях стал последним. Очень всех разочаровал. А после и сам был совершенно разбит. А на предпоследней Олимпиаде другой мальчик, шедший на золото в гонках на колесницах, в поезде на заключительные скачки забыл чувство юмора и потому оказался совершенно не в состоянии сосредоточиться. Он, конечно, так и не вернулся с заезда. По-прежнему где-то ищет это свое чувство юмора, да только никогда уже не найдет. Осмелюсь утверждать, ты же слышал про Эдварда Бансона из соседней деревни дальше по дороге?

– Нет, сударь, – ответил я и широко раскрыл глаза.

– На него возлагали огромные надежды в метании, – вздохнул мистер Квакер. – Но в день состязаний на него напала сильнейшая трясучка – его так поразило количество собравшихся зрителей, что он оказался вообще ни на что не способен. Стога там стояли несметанными еще много лет. Стыд и позор.

– В жизни есть худшие вещи, чем не заработанная медаль, – произнес Паппо. – Юность – сама по себе приз. Вот я уже старый человек, у меня не работают ноги, как надо. В спине у меня завелся артрит. Я слеп на одно ухо и глух на один глаз.

– Ты все перепутал, Паппо, – покачал головой я. – Надо наоборот.

– Ничего не перепутал, – возразил мой отец. – Все верно сказал. Оттого-то все у меня гораздо хуже.

– Это ужасно интересно, – сказал мистер Квакер и поглядел на часы, – но, боюсь, мне пора на поезд. Я не могу весь день стоять тут и с вами лясы точить. Надеюсь, я могу вернуться и сообщить комитету, что ты согласен участвовать? Мы бы это сочли за великую честь.

– Мне бы правда очень хотелось, – сказал я ему и, не удержавшись, широко улыбнулся.

– Но школа же, – в отчаянии простонал Паппо. – У тебя образование!

– О, на этот счет совершенно не стоит беспокоиться, – сказал мистер Квакер и трижды стукнул тростью в пол – быстро, так, что я подумал, не покажет ли он фокус. – У нас политика: на каждую сотню несовершеннолетних в нашей олимпийской команде имеется квалифицированный педагог, который преподает им уроки. Мы очень серьезно относимся к образованию наших атлетов.

– А сколько всего мальчиков поедет на эти ваши Игры? – скептически поинтересовался Паппо. – Там будут его ровесники?

– Только ваш сын, – гордо ответил мистер Квакер. – А это значит, что необходимости в педагоге не будет и мы сможем сэкономить на образовании, не тратя ни гроша ваших с таким трудом заработанных налогов, сударь. – Он подался вперед и стукнул кулаком по прилавку. – С таким порядком мы все – победители, сударь, что скажете?

Паппо вздохнул и отвел взгляд, утомленно качая головой.

– Ты правда хочешь поехать? – спросил он у меня немного погодя и посмотрел так, словно я у него на глазах выполнил бодрый гимнастический комплекс.

– Конечно! – ответил я.

– И обещаешь, что вернешься?

– Я же в прошлый раз вернулся, правда?

– Слово даешь? – стоял на своем Паппо.

– Даю.

– Тогда если этого и впрямь желает твоя душа, я не буду стоять у тебя на пути. Ты должен ехать.

Ко всеобщему изумлению, я стал первым человеком на свете, который на одних Олимпийских играх завоевал золотые медали в беге на 100, 200, 400, 800, 1500, 5000 и 10 000 метров. Я даже получил серебряную медаль в беге на 400 метров с препятствиями, но меня так огорчила эта относительная неудача, что я предпочел больше никогда о ней не вспоминать – до сего мига. И ее быстро вычеркнули из моей официальной биографии. И я стал единственным олимпийцем, который в одиночку выиграл эстафету 4 х 400 метров, – передавал сам себе эстафетную палочку сложным маневром, который тут же стал легендарным.

Никто не бегал быстрее меня. Проще некуда.

Как только Игры завершились, я вспомнил свое обещание, которое дал Паппо, и подумал, что сейчас-то, наверное, мне и пора вернуться домой. Но тут повалили разные соблазнительные предложения.

В Японии Император потребовал показать ему того мальчика, который на последних Играх лишил звезду японского спорта Хатиро Тоттори-Гифу стольких медалей, и я пробежал всю Европу в Россию, оттуда – в Казахстан, а из него – через весь Китай и прямо в Токио, чтобы несколько раз обежать вокруг Императорского Города Небесного Правителя за Облаками. Его собственный сын Кронпринц вызвал меня на состязание, и, хотя сокрушительно его проиграл, я был достаточно великодушен и не стал обгонять его со слишком уж большим отрывом. Японцы все-таки предоставили мне жилье и оплачивали все мои расходы.

– Большое вам спасибо, – сказал я потом ликующим толпам. – А теперь мне пора домой, потому что я обещал.

Но вместо этого я отправился в Южную Америку, куда меня пригласила компания борцов за свободу, чтобы я поучаствовал в их Дне сложения оружия, который праздновался два раза в год; в эти дни противоборствующие стороны в каком-нибудь политическом конфликте собирались на сутки вместе и устраивали что-то вроде конкурса самодеятельности. И каждый год старательно приглашали какую-нибудь мировую звезду. В тот настал мой черед.

– Думаешь, ты очень быстро бегаешь, да? – спросил, пыхая сигарой, генерал после того, как я у него на глазах дважды пробежал через джунгли. – Умник, значит, да?

Казалось, я его чем-то обидел, хотя пригласил меня именно он.

– Да, я так считаю, сударь, – ответил я, тоже затягиваясь его сигарой на пробу, но меня тут же стошнило прямо на башмаки. – Но теперь мне честно пора домой, потому что я обещал.