Читать книгу - "Лермонтов в Москве. Эссе - Татьяна Александровна Иванова"

Кроме «Горя от ума» Грибоедова, литературным источником послужили Лермонтову сатирические очерки В. Ф. Одоевского двадцатых годов, имевшие успех у молодежи тридцатых. Среди этих очерков был один, который так и назывался «Странный человек». Его герой Арист, так же как и Чацкий и Владимир Арбенин, представитель двух поколений московских юношей, которые казались «странными» старой дворянской Москве.

Лермонтов рисует бытовые сцены, воспроизводит разговоры, которые ему приходилось слышать в московских гостиных. И если главный герой говорит на книжном отвлеченном языке, на каком говорила романтически настроенная молодежь, то речь второстепенных персонажей воспроизводит разговорный язык московских обывателей. Женитьба - лучшее средство от «карманной чахотки», говорит обманувший Арбенина приятель. Считать «звонкую монету» лучше, чем «считать звезды». А отец Владимира говорит о том, как он «достигнул способа менять людей на бумажки». Его размышления о трудностях воспитания передают растерянность родителей в связи с репрессивными мерами, принятыми Николаем I в отношении к двум лучшим учебным заведениям России - лицейскому и университетскому пансионам.

Павел Григорьевич Арбенин - новый тип дворянской Москвы, который нельзя было встретить в гостиной у Фамусова: дворянин-буржуа. Он богатеет, отдавая деньги в рост разоряющимся вельможам. Завоевать положение в светском обществе ему было нелегко. А попав в него, он прочно утвердился там и стал смотреть на все глазами этой среды. Самое страшное для него - осуждение и насмешки света. Мнением света определяется его отношение к жене, с которой он разошелся. Жена хочет помириться с ним перед смертью. Он бы и поехал к ней, но боится, что об этом узнают и его осмеют. Павел Арбенин до мозга костей отравлен светскими предрассудками и ложью. Он ничему не верит и, уже решив ехать к умирающей, вдруг изменяет свое решение под влиянием мысли о возможном обмане. Обмана он так же боится, как и насмешки. Павел Арбенин не может простить жене, как могла она «обесчестить такого мужа», как он, и готов мстить ей всеми возможными средствами. Эгоизм и самомненье сочетаются в нем с внутренним ничтожеством. Его душа пуста. После смерти жены, убитой его жестокостью, прокляв сына, он преспокойно отправляется в гости.

Тема золота, власти денег звучит во всех юношеских драмах Лермонтова. В тридцатые годы к этой теме проявляет интерес и Пушкин. В Болдинскую осень 1830 года была написана драма «Скупой рыцарь», опубликована в 1836 году. В 1832 году вышла «Пиковая дама». Тема денег привлекала в то время и других поэтов. Лермонтов читал в «Московском телеграфе» стихотворение «Червонец», принадлежащее Н. Ф. Павлову. Вечером у себя в комнате, при свете угасающей свечи, поэт ведет беседу с лежащей перед ним на столе золотой монетой. Он задает вопрос червонцу: «Где был, что делал?» И червонец рассказывает ему свою повесть. Его ценой можно было купить все, кроме любви и вдохновенья. В 1830 году Лермонтов мог познакомиться с повестью Бальзака «Гобсек» - о парижском ростовщике, где также шла речь о могуществе денег.

Летом 1831 года в залах Благородного собрания была открыта громадная по тому времени промышленная выставка. О ней говорила вся Москва.

На пиршествах, устроенных в Благородном собрании в честь выставки 1831 года, не была забыта и отечественная литература. «Просвещенные московские фабриканты, - писал П А. Вяземский,- - предложили заздравный кубок в честь присутствовавшего И. И. Дмитриева, старейшины русского Парнаса. Осушен был кубок и в память Карамзина, которому русский язык обязан своим усовершенствованием, Москва была некогда обязана своей литературною славою и который первый ввел в употребление слово «промышленность». В своей статье Вяземский отмечал, что русские помещики являются также и промышленниками и что многие из них имеют у себя фабрики и заводы.

«…Москва, утратившая свой блеск аристократический, - писал Пушкин в тридцатых годах, - процветает в других отношениях: промышленность, сильно покровительствуемая, в ней оживилась и развилась с необыкновенною силою». Этот новый пульс, начинавший биться в жизни московского общества, во времена Грибоедова еще неощутимый, подметил юный Лермонтов.

Но с особой силой звучит в его драмах антикрепостническая тема. В них нашли свое отражение и крепостная действительность помещичьих усадеб, хорошо знакомая поэту с ранних детских лет, и крепостной быт старой дворянской Москвы, в условиях которой они создавались.

Быт дворянских особняков строился на рабском труде. Помещать в газетах объявления о продаже людей было запрещено Александром I в первые либеральные годы его царствования. Но их помещали под более благопристойной формой, и в «Московских ведомостях», в отделе продажи, можно было читать: «…Отпускается в служение крестьянская девка 17 лет, и продается вороной жеребец хороших статей, 5 лет, - росту 2 арш. 4 верш.» или «отпускается в служение повар, видный собою, умеющий хорошо кушанье готовить, годный также занимать лакейскую должность; видеть его и о цене узнать можно…», и дальше следовал адрес.

Автор «Очерков московской жизни» писал, что «горничная любит свою барыню, когда она не таскает ее за косу, не ломает ее гребенок и не бьет понапрасну, за то только, что девушка красивее своей госпожи и барин за ней иногда шибко приволакивает». А «по разумению московского лакея, барин его бывает добрым господином… когда он его не колотит по скулам за всякую безделицу, оттого только, что возвратился сердитый из клуба, где продулся в пух, или поссорился с актрисою, у которой неожиданно застал незнакомых ему гостей». Слуга Павла Арбенина, говоря, что его барин, прокляв сына, был совершенно спокоен, приводит в доказательство, что тот ни разу не ударил его, когда он «подавал ему одеваться».

Студенческий товарищ Герцена Сазонов, вспоминая годы своей юности в Москве, писал, что крепостное право придавало «паразитическому существованию привилегированных классов» в России «нечто дикарское», чего нельзя понять, не видя. Все это видел и наблюдал Лермонтов на Поварской и Молчановке. Это и нашло отражение на страницах его юношеских драм.

Старуха помещица Громова в драме «Menschen und Leidenschaften», изливая свое дурное настроение, бьет по щекам крепостных горничных. «Ах, какой смех!., кабы ты знала, Любонька, что там за шум внизу, - вбегая в комнату, говорит Элиза своей сестре. - Марфа Ивановна так раскапризничалась, что хоть из дому беги!…ужасть! девок по щекам так и лупит - ха! ха! ха! ха!» - весело смеется, наблюдая эту «дикарскую» сцену, молодая девушка, бойко болтающая по-французски и читающая сентиментальные романы.

Отдельные черты для образа старухи Громовой Лермонтов находил и среди московских знакомых Арсеньевой. Но он сложился главным образом под влиянием детских впечатлений, всего того, что наблюдал Лермонтов в Тарханах. «Сошлю», «засеку», «на