Читать книгу - "Истории Дядюшки Дуба. Книга 1. Встреча - Жозеп Льюис Бадаль"

Жили-были брат с сестрой, медведь, волшебное дерево и Мальчик Йогурт.

Жили они во времена не столь давние и не за тридевять земель отсюда.

Брата и сестру звали Амайя и Густау, но в один прекрасный день они решили, что «А-ма-йя» и «Гус-та-у» звучат слишком скучно. Тогда они взяли и переделали свои имена и с тех пор называли друг друга не иначе как «Майя» и «Тау». Они и сейчас, должно быть, так себя называют.

Жили они в крошечном городке неподалёку от заповедника Сан-Льоренс-де-Мунт и Серра д’Обак^[2], в домике старом и невзрачном — под стать городку.

Домик, надо заметить, неплохо сохранился: в нём были дверь, четыре окна и ещё одно маленькое оконце, проделанное в крыше. Во дворе имелся колодец, накрытый ржавой железной дверцей. К нему вела дорожка, по которой ходили так редко, что она даже не была заасфальтирована. Кроме колодца во дворе стояла каменная скамейка, а вокруг произрастали ароматные травы: вербена, базилик, розмарин, чабрец, душица, мята. Ещё росли там две розы, герань, большой куст жасмина, подпиравший стену дома, и лимонное дерево, на котором раз в год созревал один-единственный лимончик. Плод наливался и желтел, а потом падал и лежал себе тихонько на земле, поблёскивая золотистыми боками. Брат и сестра его подбирали и делали из него лимонад, а три косточки, которые неизменно оказывались внутри, складывали в жестяную банку. Дети вечно хранят всякую всячину в коробках, ящиках, пакетах и пакетиках, деревянных шкатулках или жестянках. Тут и объяснять нечего: всё и так понятно.

У брата и сестры были папа и мама, а ещё дедушка. Дедушка жил на чердаке под самой крышей: там у него была кровать, где он любил вздремнуть после обеда, уборная и много-много книг — и все до того старые и ветхие, что к ним не разрешалось притрагиваться. В иные дни дедушка не спускался с чердака даже поесть — так любил он своё уединение среди книг. Тогда дети относили ему наверх поднос со всякой снедью, которой хватило бы на троих. Чего там только не было: разогретые домашние булочки, ломтики хлеба с маслом и солью, бисквиты, посыпанные кедровыми орешками, сладкий пирог, полплитки шоколада, сливочное печенье, горячий чайник, кувшин молока, вазочка с малиновым вареньем или апельсиновым джемом, сухофрукты и три йогурта.

Дедушка съедал всё, кроме двух йогуртов и шоколадки.

— Это ешьте сами, — говорил он детям.

— Ну де-едушка…

— Если что-нибудь останется, ваша мама будет меня ругать!

По правде сказать, брат и сестра так любили йогурты и шоколад, что всё мигом съедали, как требовал дедушка — худой и высокий, с облаком седых волос над головой. В этом облаке временами можно было обнаружить забытые очки, карандаш, отвёртку или даже сухой листик дуба.

Иногда родители куда-нибудь уезжали на неделю-другую. У них была работа, о которой брат и сестра знали только то, что для неё необходимы чёрный чемоданчик и билеты на самолёт.

Наступали чудесные дни! Дедушка Друс (он получил это прозвище так давно, что даже его дочь, мама Майи и Тау, звала его не иначе как Друс) разрешал им играть где вздумается, убегать без спросу за дом и обшаривать чердак, пока сам он почитывал свои книги или записывал что-то в блокнот. Было лишь два условия: не открывать колодец и не прикасаться к книгам, которые были повсюду — стопками лежали на полу, полках, стеллажах, столах, хранились в сундуках, ящиках и коробках и даже в алюминиевом ведре. Зато всё остальное было в полном распоряжении детей.

Среди всякого хлама на чердаке обнаружились две китайские сабли, аркебузы^[3] и пистолеты, цветок в глиняном горшке, бинокль, моток старой верёвки, два огромных ржавых топора, ёлочная гирлянда, индейские стрелы в колчане, пластинки с музыкой, давным-давно вышедшей из моды, лира из панциря гигантской черепахи, скрипка Гварнери^[4] (ей было лет четыреста, не меньше), тамбурин^[5] из черепа ископаемого животного, диковинные механизмы, которые приводились в движение с помощью верёвок, дощечек и шестерёнок… А ещё была там изящная мраморная рука, выполненная до того искусно, что чудилось: стоит к ней потянуться — и она ухватит тебя за палец. Детям нравилось прикасаться к её прохладной мраморной коже. Им казалось, что рука любит, когда её гладят.

Иногда дедушка показывал детям старую рыболовную сеть, в которую однажды попалась русалка. «Не сказочная, — пояснял дедушка, — а самая что ни на есть настоящая».

Как известно, русалки плавают в море совершенно голыми. В воде одежда не греет и только мешает. Всё, что на них есть, — обломки кораллов, запутавшиеся в волосах, бусы из застывшей морской лавы или рыбьи плавники, разрисованные слезами кита.

И вот как-то раз русалка из нашей истории наткнулась в глубинах океана на затонувшее парусное судно. На дне парусника темнела здоровенная пробоина, оставленная торпедой или острым рифом. Любопытная, как все морские существа, молоденькая русалка осмотрела корабль от носа до кормы.

В одной из кают её ждало сильнейшее потрясение. Там, обнявшись на веки вечные, лежали два тела: юноши и девушки. Лица их были бледны, а глаза полуприкрыты. Парочка рыбок-клоунов устроила себе дом в волосах юноши, и тот, казалось, им улыбался. Вероятно, когда произошло кораблекрушение, юноша и девушка спали. И так крепко держали друг друга в объятиях, что не слышали удара. Как они, должно быть, любили друг друга! Над телами, словно не желая с ними расставаться, парил длинный шёлковый шарф. Этот шарф трепетал в подводном течении, подобно прозрачному сердцу. Был он розовый и до того мягкий, что русалка приняла его за плод любви двух человеческих существ. Будто бы прямо из их сердец родился этот нежный цветок, это розоватое пламя!