Читать книгу - "Сиротка. Дыхание ветра - Мари-Бернадетт Дюпюи"

Валь-Жальбер, в тот же день

Мирей только что подала чай в гостиной. Дети уже перекусили, и их отправили играть в нянину комнату.

— Мадам, задернуть шторы? — спросила экономка у Лоры. — Скоро ночь.

— Задерни, если хочешь.

— Давайте немного подождем: мне так нравится смотреть, как падает снег, — запротестовала Эрмин. — Ветер стих, может быть, будет не так холодно.

Жослин понимающе улыбнулся дочери. Она все еще испытывала то ощущение полной безопасности, о котором писала Тошану. Задумавшись, она с удовольствием представила себе, что столь знакомый пейзаж округи с его холмами, оврагом, лугами скрыт белым покровом и мраком, и вокруг нет ни единой живой души, кроме последних обитателей Валь-Жальбера, собравшихся дома у огня. А это навело ее на мысль о Бетти.

— Мне кажется, Жозеф бьет свою жену, — сказала она, так как уже не могла удерживать подозрения при себе.

— С чего ты взяла? — возмутилась Лора. — Эрмин, не выдвигай бездоказательных обвинений.

— Наш сосед — не самый покладистый человек, — добавил Жослин. — Однако я его уважаю и он часто доказывал, что любит и ценит жену.

Эрмин со вздохом поставила чашку. Она уже пожалела, что заговорила об этом. В любом случае это ничего не изменит: ее родители не из тех, кто вмешивается в чужую жизнь.

— Я говорила с Симоном, — все же продолжила она. — Он утверждает, что с самого Нового года Жозеф ходит сердитый, а расплачивается за это Бетти. Я только что заходила к Маруа. У нее на лице большой синяк. А может, я ошибаюсь: она утверждает, что ударилась о дверь.

Это было выше ее сил. Все совпадало: беспокойство Симона и Эдмона, грусть их сестренки Мари, загадочные слова Эдмона.

— Конечно, так и есть, — откликнулась Лора. — Ты ошибаешься, дорогая. Прежде всего, с какой стати Жозеф стал бы ее бить? Она примерная супруга, несравненная хозяйка и заботливая мать.

— Я соглашусь с Лорой, — добавил Жослин.

— Жо снова начал пить, — возразила их дочь. — А как выпьет, становится буйным, и я тому свидетель. В нем пробуждаются самые низменные инстинкты.

Ее родители обменялись скептическими взглядами. Они ценили Маруа как соседей, и у них не было никакого желания менять свое представление об этой почти образцовой семье.

— Эрмин, — снова заговорила Лора, — ты только вспомни. Жозеф не пьет после того злосчастного вечера, когда у Бетти случился выкидыш и она чуть не умерла. Мы с Мирей помогли ей, чем могли, а доктор ее спас. Жо так корил себя за то, что запил и в итоге его не оказалось дома. После этого он исправился. Это было в сентябре тысяча девятьсот тридцатого. Симон даже боялся, что отец покончит с собой.

Тут потребовалось ввести в курс дела Жослина, который ничего не знал об этом трагическом происшествии.

— Мы тогда только что приехали в Валь-Жальбер, — вспоминала Лора. — Мирей утверждала, что это дикий край. Люди удивленно таращились, наблюдая за нашим вселением, а мы выгружали все эти ящики.

Эрмин слушала с волнением и некоторым удивлением, этот экскурс в прошлое ее развеселил. Ей казалось, что Бетти, должно быть, тяжело переживает случившееся, но Лора ничего такого не сказала. На самом деле, все упиралось в гнусную интригу, колесики которой могли завертеться в любой момент.

Никто не видел и не слышал, как Луи, в одних носках, спустился по лестнице. Мальчик прокрался на цыпочках, совершенно бесшумно. В руках он держал шерстяную шапочку, на нем была непромокаемая курточка на шерстяной подкладке. То, что он собирался предпринять, казалось ему простым, а главное, увлекательным.

— Ноно, я уже иду! — сказал он решительным тоном.

Ноно был важной фигурой в жизни юного Луи Шардена. Речь шла о плюшевом мишке, которого он получил в подарок на Рождество. Ноно был братом Дюки, медвежонка Кионы. А теперь, забытый на крыльце приходской школы, он, должно быть, дрожал от холода.

Мальчик мог бы расплакаться, крикнуть во весь голос, что он забыл свою плюшевую игрушку, но он заранее знал, что скажут взрослые. Отец сообщит, что идет снег, дует ветер, уже ночь, а за Ноно они сходят завтра. Накануне мать уже отчитала его за то, что он слишком рассеян и с каждым днем становится все более и более своенравным. Поэтому Луи решил справиться с задачей сам, он не стал ничего говорить Мукки, который не дал ему поиграть своих оловянных солдатиков. И вообще, через несколько дней «большие», как он про себя их называл, умножат число запретов. Ему запретят выходить на улицу без Симона или Армана, запретят давать собакам сухари, лазать в дровяной сарай или еще что-нибудь.

Тихонько, словно волк, идущий по следу, Луи засеменил по коридору. Из гостиной долетали обрывки разговоров. Мать говорила тихо, а отец смеялся. Беглец задержался у входной двери, подумав, что, возможно, Эрмин согласится спасти Ноно. Но он испугался, что, если попросит об этом сестру, родители и ей тоже не позволят выйти.

Осторожно, с бьющимся сердцем, Луи надел сапожки, затем сумел повернуть защелку, откинуть щеколду — и все это практически бесшумно. Он боялся, что из кухни выглянет Мирей, однако экономка тихонько напевала, убирая посуду. Мальчик вышел на крыльцо, и у него перехватило дыхание. Он быстренько надел варежки и поглубже натянул шапочку. Уверенный в том, что вернется через несколько минут, он позаботился о том, чтобы дверь не захлопнулась. Толстая бурая портьера, служившая для защиты от сквозняков, прикроет его побег.

«Они даже не заметили, что я вышел! — радовался он. — А Мукки подумает, что я пошел в туалет».

Луи бросился вперед по тропинке в снегу, которую они протоптали днем. Крупные хлопья снега опускались на его лицо. Уже стемнело, но ничто не могло остановить мальчика. Все вокруг было так знакомо. Прошлой зимой Лора позволяла ему ходить к Бетти — даже вечером.

Вскоре он, страшно гордый своим подвигом, поднялся по ступенькам на крыльцо приходской школы, в то же время желая поскорее вернуться домой, к свету и теплу.

— Ноно! — жалобно проговорил он.

Плюшевый мишка пропал. Луи тщательно осмотрел все вокруг, ощупал руками крыльцо, но медвежонка не было.

— Его украл Ламбер! — пробормотал он.

Он не любил шумного насмешливого Ламбера, сына Онезима. Луи вполне мог бы подумать о том, что игрушку подобрал Эдмон, но до того расстроился, что ему было уже не до рассуждений, он горько заплакал. И тут произошло нечто необычное: массивная двустворчатая дверь приходской школы приоткрылась и появился какой-то мужчина.