Читать книгу - "Миссия: соблазнить ректора - Ефимия Летова"

— А вот наших детей я вообще не могу представить, если честно, верлад. Не знаю, какие из нас с вами вышли бы родители. Наверное, это было бы вовсе смешно и нелепо, нет, вы только вообразите, что у нас с вами родились бы дети, такие же вредные, как вы, и такие же безголовые, как я. Нет, это совершенно за гранью воображения!

— Ну, почему же, — внезапно Миар оказался за моей спиной. — Я очень даже могу их себе вообразить. Девочка была бы болтливая и капризная, вся в тебя, такая же очаровательная хулиганка и фантазёрка, которой всё непременно сходило бы с рук, а мальчик, наверное, всё время лез бы в закрытые лаборатории и что-нибудь там взрывал…

— Нет. Никаких больше взрывов в лабораториях! — вырвалось у меня.

— Вся беда в том, что я действительно могу себе вообразить всё то, что ты тут наговорила. И даже больше, — Миар взял меня за руку и заставил оторваться от дверной ручки и повернуться к нему. — Дайхр!

— Только представьте себе, — прошептала я. — Каждую ночь только вы и я. Вместе, верлад. Никаких холостяцких поездок к Акрысии — вы бы смирились с такой потерей? А если бы дети оказались слишком уж приставучими, мы бы прятались от них в гардеробной или даже в хранилище. Если бы не было этого всего…

— Твой наниматель идиот. Выбрать именно тебя — как такое в голову вообще могло прийти?!

— Согласна.

— А ты идиотка, что согласилась.

— Согласна. Но уже с оговорками…

— Молчи, несчастье моё, — он закрыл мне рот ладонью, словно опасаясь, что у меня снова потечёт кровь. — Сам со всем разберусь. Больно?

— Лучше вам не знать. Драться больше не будете?

— Не буду. А если буду, запри меня в гардеробной одного. Или вместе с детьми, так страшнее.

Он отодвинул меня, теперь уже от двери, и запер её на ключ. Усадил меня на мягкий кожаный диван, обхватил ладонями моё лицо и поцеловал, очень бережно, едва касаясь моих губ. Неприятное саднящее ощущение отступило почти мгновенно.

— Хорошо, что вы не пошли в целители, — я зарылась пальцами ему в волосы. — Я категорически против таких методов лечения, если они будут массовые…

Я уже ничего не понимала, кроме того, что я сидела на Миаре верхом, а он целовал меня, жадно, болезненно, одновременно раздевая, что-то нашёптывая — я опять не могла ни слова распознать. Было… хорошо. Словно погрузиться в чистое озеро после долгой засухи и жажды. Вожделение — лучшее обезболивающее. Потом, разумеется, станет ещё хуже, чем было, но это только потом, а я эгоистично погружалась в «сейчас».

На нём по-прежнему оставалась рубашка, и снять её он не давал, зато на мне очень быстро не осталось одежды, и, всхлипнув, я обхватила его ногами и руками.

— Осторожнее, — прошептала я. — Пожалуйста… В прошлый раз я только и думала о том, как ты убьешь меня после. И больно было. Не так что бы очень, но всё же. Сделай так, чтобы в этот раз…

Он приподнял меня с колен и стал мягко ласкать пальцами, целуя то грудь, то живот, а потом осторожно протолкнулся внутрь, словно растягивая, и я всхлипнула, поддаваясь ему навстречу.

А потом пальцы сменил член, на этот раз медленно, я постаралась расслабиться и дышать ровно. И всё равно умудрилась что-то жалобно промычать ему в шею.

— Ари?

Я куснула его за ухо, не желая продолжать болтовню. Миар слегка покачивал меня на себе, но по сравнению с прошлым разом он был почти неподвижен, позволяя мне привыкнуть, прочувствовать всё целиком и полностью, контролировать происходящее.

— Никогда не имел дела с невинными девушками…

— Хоть в чём-то и я для тебя в новинку.

— Во всём ты для меня в новинку. Давай сама, — шепнул он мне. — Так, как тебе комфортно.

— Вместе, — ответила тоже шёпотом.

Мы приноравливались друг к другу, так, словно впереди у нас была целая вечность, и я зажала себе рот кулаком, не в силах сдержать какие-то сиплые животные звуки. Это даже не было похоже на стоны, и мне стало стыдно, но Миар целовал меня так, что все звуки тонули в нём, как в космосе. Я захлёбывалась подступающим удовольствием, как струёй воды с сильным напором.

— Как тебя зовут? Зовут по-настоящему? Это же всё обман, даже имя? — вдруг спросил он, а я сжала губы.

— Сам всё узнаю, — пообещал Миар, я кивнула, выдохнула — и мир взорвался.

* * *

Я проснулась от какого-то пронзительного света в лицо, заморгала и инстинктивно попыталась нащупать руку Миара рядом. Её не было, и на меня сразу нахлынула беспричинная паника и непонимание, где я и что происходит.

Ещё в кабинете?

Нет, уже нет. В спальне. Спать на кожаном диване оказалось не очень-то удобно, да и вымыться в кабинете негде — большое, между прочим, упущение. Так что мы всё-таки вышли, и меня отконвоировали в ректорские личные покои — приводить себя в порядок и отсыпаться. Миар вернулся ко мне поздно вечером и нехотя доложил, что все подозреваемые ещё коптят небо, а Кертона приехавшие столичные полицейские забрали до выяснения всех обстоятельств. Завтра ЗАЗЯЗ ожидает весёлый денёк — с расследованиями и допросами… Но только завтра. И мы уснули, а вот теперь я проснулась одна…

Впрочем, почти сразу же выяснилось, что для паники нет причин: Миар сидел рядом. Над его головой завис светильник с довольно неприятным белым свечением.

— Ты решил меня добить таким бесчеловечным образом? — я зевнула и потянулась, успокаиваясь. В теле ещё чувствовалась приятная тяжёлая расслабленность после всего произошедшего вчера. Хотелось свернуться калачиком и вспоминать… а ещё поверить в то, что Миар действительно сам решит все проблемы. Не знаю, как, но решит. Мне тоже хотелось ему довериться.

А ещё мне вдруг пришла в голову совершенно безумная идея, что мы действительно можем остаться с Миаром вместе. Мысль безумная, нелепая, невозможная — но такая восхитительно-сладкая. Я тоже ему нравлюсь, во всяком случае, я для него желанна — совсем недавно я в этом убедилась. Убеждалась долго-долго-долго… И не против убеждаться ещё лет сорок, регулярно, ежедневно.

— Верни темноту, пожалуйста, — попросила я. — У меня глаза болят.

Миар не ответил. И свет никуда не делся. Молча он взял меня за руку и принялся разглядывать. Лицо у него было хмурое, напряжённое.

Что он там опять себе навоображал? Скрывать мне больше нечего… если не считать гибели Мертона по моей вине. Но об этом ректор вряд ли мог узнать,