Читать книгу - "Две секунды после - Ксения Ладунка"

Несмотря на то, что Тома обвинили во всех грехах, меня люди ненавидели еще сильнее. По их мнению, я покрывала преступника. Мной воспользовались, меня насиловали, но я не нашла в себе силы для того, чтобы признать это, и присоединилась к агрессору. Неожиданно я тоже оказалась виновата во всем, что со мной якобы сделал Том.

Больше несправедливости в отношении наказания людей возмущала моя позиция. Только вот все, что думали обо мне, было ложью. Они сами все нафантазировали, потом сделали выводы, так и не услышав, о чем говорю я.

Мы выиграли битву, но проиграли войну, поэтому не знали, что будет дальше с нашей жизнью. И если для меня это был лишь риторический вопрос, Тома он касался напрямую. Ты не можешь строить публичную карьеру, когда у тебя репутация преступника и все кругом ненавидят.

Еще я чувствовала вину. Из-за наших с Томом глупых действий под удар попали сотни людей: начиная от моего отца и участников «Нитл Граспер», заканчивая простыми менеджерами и концертными звукорежиссерами.

Несмотря на все старания, деятельность группы пришлось остановить. Огромная машина, которая должна была бесперебойно работать и приносить деньги, остановилась. Она больше никому не была нужна.

Я видела грусть в глазах Тома, но каждый раз, когда он замечал, что я смотрю, делал вид, что с ним ничего не происходит. Несколько раз в неделю он ходил на занятия и на исправительные работы, где нужно было мыть туалеты и собирать мусор по улицам. Периодически его фотографировали, и я видела в интернете снимки Тома с мусором. Ничего более унизительного я не могла себе представить.

Отец пытался что-то сделать, согласовать опровержения, назначить интервью, но никто не хотел с ним работать — все боялись за свою репутацию. От этих тщетных попыток он все больше погружался в тоску и чаще прикладывался к бутылке.

Я не хотела падать в эту депрессивную яму все глубже и глубже, а потому предложила Тому сыграть свадьбу и уехать. Я подумала, что будет отлично сменить обстановку и на какое-то время оказаться там, где нас никто не знает, например, во Французском Провансе или на юге Италии. Том согласился.

Мы решили послать Америку к чертовой матери и уехать так далеко, как только сможем.

* * *

За неделю до конца реабилитации Тома его музыкальный лейбл назначает встречу с моим отцом и «Нитл Граспер». Я чувствую какой-то подвох, и по лицу Тома вижу, что он тоже неспокоен. Напросившись с ним, я жду всех в коридоре, потому что на переговоры меня не пускают. Расхаживая уже час перед дверью, я вдруг слышу из помещения крики.

Насторожившись, подхожу ближе и прикладываю ухо к двери, пытаясь понять, что происходит. Кричит папа, и я пугаюсь той злости, что чувствуется в его голосе. Я не могу расслышать, о чем идет речь, долетают только обрывки фраз: «… незаконно!», «…не можете!», «…вы не в праве!»

Слышу Тома, Марка, чьи-то неизвестные голоса. Накал беседы становится все сильнее и сильнее, и я уже думаю ворваться в кабинет и остановить неожиданным появлением эти крики, но вдруг дверь открывается, и я спотыкаюсь, оказавшись без опоры.

Первым появляется отец.

— Ублюдки, — шипит он, разворачиваясь лицом к кабинету. — После всего, что я сделал для вас, вы поступаете так!

Он срывается по коридору вперед, а я в замешательстве смотрю ему вслед.

— Пап? — кричу, но он лишь отмахивается: «Не сейчас, Белинда!»

Сглотнув, я смотрю внутрь комнаты. Люди со стороны лейбла собирают бумаги со стола и по очереди уходят. Участники «Нитл Граспер» молча, выходят следом, Том остается последним. Поравнявшись со мной, он разворачивается спиной к стене и опирается о нее, запустив руки в волосы.

— Что произошло? — спрашиваю, заглянув в глаза.

Он грустно говорит:

— С нами разорвали контракт. А твоего отца уволили.

Его слова, словно тяжелая болезненная пощечина, после которой сложно удержаться на ногах. Я прислоняю руку к кольнувшему сердцу и сжимаю футболку.

— Черт, не может быть…

Том пожимает плечами, показывая, что сам не понимает, как это возможно. Его лицо медленно краснеет, глаза наливаются кровью, и выглядит он так, будто изо всех старается сдержать эмоции. Коснувшись его плеча, тихо говорю:

— Том, я… не знаю, что сказать.

Он кивает, тяжело втянув воздух, и с сожалением смотрит на меня.

— Это несправедливо, — нахожусь. — Тебя ведь отпустили!

Том берет меня за руку, будто ищет в этом поддержку.

— Но не оправдали, — он качает головой. — Это был слишком большой скандал, детка. Я теперь проблема, а проблемы никому не нужны. Черт, что же я натворил… Так всех подставил!

— Перестань, — сжимаю его руку.

Том горько усмехается, опустив голову и закусив губу. Меня разрывает от этой несправедливости. Никто не должен страдать из-за событий, которые запустила я. Мне невыносимо смотреть на его боль и понимать, что я ничего не могу сделать.

— Том, но ведь никто не может отнять у вас вашу группу и запретить вам играть, — пытаюсь успокоить его, а заодно и себя.

Он улыбается, глядя в пол. Том разбит, вся его жизнь уничтожена, а я могу только стоять и смотреть. Все, что он годами строил, разрушено из-за глупой девчонки, не по его воле появившейся на пути, той, которая вошла в его жизнь и превратила ее в руины. Расплата за все мои поступки — смотреть, как страдают близкие.

Я сжимаю Тома за плечо, потом обнимаю, поглаживая по голове. Он зарывается носом куда-то между моим ухом и шеей и вдыхает запас волос. Мы не в состоянии отказаться друг от друга, платим слишком большую цену за желание быть вместе, но ничего не можем с этим поделать.

Отстранившись, Том смотрит на меня:

— Поехали домой.

Я киваю, и когда мы оказываемся в машине, тихо добавляет:

— Я хочу уехать отсюда как можно дальше и как можно скорее.

Я соглашаюсь, хотя и понимаю, что это ничего не решит. Поможет забыть и оставить разрушенную жизнь позади — да, но проблема останется. Том потерял самое дорогое, что у него было, но единственное, что он может сделать сейчас, — это убежать от боли. Я тоже не горю желанием оставаться в этом проклятом месте, так что так тому и быть — нужно уезжать.

* * *

На другом конце трубки я слышу: «Это Билл Шнайдер, оставьте свое сообщение после сигнала».

Сбросив, я массирую пальцами виски, уставившись в экран телефона. Сзади слышу шаги на лестнице — Том спускается со второго