Читать книгу - "Антистерва - Анна Берсенева"

Дома оказалась Антонина Константиновна; Лола меньше всего ожидала увидеть именно ее. Папина сестра оставалась для нее загадочной фигурой, и даже не потому, что она жила отдельно, за городом, и Лола ее почти не видела, а по какой-то непонятной внутренней сущности этой женщины. Лоле казалось, что сущность ее похожа на дуновение ветра или на течение реки – так же очевидна и так же необъяснима. У нее даже глаза были как река – такого же неназываемого природного цвета и, главное, такого же неуловимого состояния.

– Леночка, как хорошо, что пришла! – обрадовалась Антонина Константиновна. – А у меня, знаешь, сердце не на месте: и не поговорила ведь с тобой толком… Не обижайся. – Она улыбнулась; улыбка была такая же, как взгляд. – Очень уж все это нелегко мне. Я-то знала, конечно, чего моя мамаша стоила, но такого даже от нее не ожидала. Бедный твой папа, что он пережил… И ничего ведь уже не исправить. Ты обедала?

Антонина Константиновна сказала все это так, как будто они с Лолой только на минуту прервали разговор и вот теперь вернулись к нему снова. С легкой руки Матвея все Ермоловы называли свою новую родственницу Леной, но только в устах папиной сестры это имя прозвучало сейчас так, что Лола легко соединила его с собою. Хотя дома ее называли только Лолой; папа назвал ее по-другому всего один раз в жизни.

– Вы надолго приехали? – спросила Лола, садясь за стол на кухне.

Надо было как-то начать разговор и поскорее сообщить, что она уезжает. Куда уезжает – об этом она старалась не думать. Да и зачем об этом думать? Белый свет велик. Его величина, которая вообще-то должна была пугать ее, сейчас, наоборот, успокаивала. В нем явно было где исчезнуть.

– Нет, сегодня и уеду. Пенсию пришлось переоформлять, правила какие-то новые. Но, к счастью, до обеда все успела.

– И не переночуете даже? – удивилась Лола.

Было что-то странное в поспешности, с которой Антонина Константиновна стремилась туда, где жила одна и где ее явно никто не ждал. Впрочем, поспешность была последним ощущением, которое с ней можно было связать. Она была очень гармонична, но ее гармония казалась печальной и какой-то временной. Она была – словно случайная гостья и, как Лола смутно догадывалась, казалась такою не только в родном своем доме, а вообще в жизни. Почему это так, Лола, конечно, не знала.

– Да нет, какая необходимость ночевать? – пожала плечами Антонина Константиновна. – Абрамцево ведь совсем рядом, дети ко мне приезжают. Матюшка чаще всех бывает, – улыбнулась она. – Зачем же я стану их здесь тревожить? – И, бросив на Лолу быстрый взгляд, спросила: – Тебе это странным кажется, Леночка?

– Не то чтобы странным… – проговорила Лола. – Но, конечно, не совсем понятным.

Вообще-то все в этой маленькой пожилой женщине с легкой, как полет ласточки, походкой было непонятным. Но зато с ней легко было говорить о непонятных вещах. Вот как сейчас.

– Я их люблю, – сказала Антонина Константиновна, – и они меня любят. И пока Матюшка маленький был, я, конечно, жила с ними. Ане ведь нелегко было – и учеба, и работа, и ребенок маленький… Но вообще-то мне лучше быть от них отдельно.

– Почему? – опешила Лола.

– Потому что… Это долго объяснять, Лена. Вернее, не столько долго, сколько трудно. – Она помедлила, словно приглядываясь к племяннице, и сказала: – Я чувствую, что приношу несчастье.

– Но… почему? – растерянно проговорила Лола. – И какое же вы им несчастье принесли?..

– Я старалась, чтобы никакого, – улыбнулась Антонина Константиновна. – Да в обычной жизни, повседневной, это и не проявляется. Я всегда была мама как мама, свекровь как свекровь… Даже, наверное, лучше многих. Во всяком случае, как Сереже жить, не указывала, с Аней не ссорилась, Матюшку растила как могла. Я за него больше всего и боюсь.

– Но почему?

Лола совершенно ничего не понимала! И ей как-то страшновато было это слушать. Папина сестра, обычная и даже неприметная женщина, словно подводила ее к краю какой-то слишком глубокой пропасти…

– Потому что я его люблю. Слишком сильно. А я как-то… не для любви родилась, Лена. И счастья моя любовь принести не может. Я папу так же, как теперь Матвея, любила, – помолчав, сказала она. – Я его самого плохо помню, маленькая была, но любовь свою к нему помню очень сильно – до темноты в глазах. Он-то меня почти не замечал: и работал много, вечно в командировках, и вообще – дом для него был не дом, а так, переночевать только. Ну, с матерью моей иначе и быть не могло. А я его любила. У него глаза были точно как у тебя, – вздохнула она. – Думаю, если бы он улыбался, то были бы как у Матвея. Но я его улыбки никогда не видела, и глаза у него поэтому были… как у тебя. Он, когда на фронт уходил, приезжал со мной проститься. Мы тогда в эвакуации жили, в Сретенском. Не рассказывал тебе папа про такую деревню?

– Рассказывал, но очень мало, – ответила Лола. – Говорил, что с родителями туда однажды ездил, когда совсем маленький был. А он маму свою, Анастасию Васильевну, очень хорошо запомнил, хотя ему три года было, когда она уехала. И Сретенское поэтому тоже запомнил – через нее. Там, кажется, имение большое, и, папа говорил, у его деда в деревне дом стоял.

– Не у деда, а еще у прадеда. И даже, я думаю, у прапрадеда. Он и сейчас есть, этот дом, – кивнула Антонина Константиновна. – Над рекой стоит, над Красивой Мечей. Мы в нем всю войну прожили. И имение есть, хотя и полуразрушенное. Там парк старый, в этом имении, таинственный такой… А в парке есть аллея Печальных Вздохов и аллея Счастливых Встреч, – улыбнулась она. – Но это, мне кажется, просто девчонки выдумали. Рядом летный полк стоял в войну, они к летчикам на свидания бегали. На аллею Счастливых Встреч. Я, когда папу увидела, сразу поняла, что он с войны не вернется, – помолчав, сказала она. – У него такое желание смерти было в глазах, такое глубокое несчастье… Я, конечно, тогда словами все это назвать не могла, мне ведь в сорок третьем всего шесть лет было. Но почувствовала сразу. Видно, мне он часть этого несчастья от рождения и передал.

– Все-таки вы, наверное, преувеличиваете… – пробормотала Лола.

– Думаю, даже преуменьшаю. У меня любовь и несчастье всю жизнь рука об руку шли.

– Вы про Сережиного отца говорите? – догадалась Лола. – Про вашего мужа?

– Я за Сережиным отцом никогда замужем не была.

– Почему? – вырвалось у Лолы. – То есть извините…

– За что же извиняться, Леночка? – возразила Антонина Константиновна. – Мы с ним и были-то вместе всего одно лето. Да и то не вместе. Так уж сложилось. А почему… Наверное, потому что не от любви я родилась, вот и вся причина. Мамаша боялась, что папа ее выгонит, ну и подсуетилась родить, а вообще-то я ей была без надобности. А он, как я теперь понимаю, только жену свою любил. Твою бабушку…

– Если бы мой папа знал, что вы не умерли! – вздохнула Лола. – Он говорил, вы маленькая очень серьезная были и такая родная, так он говорил. Он, когда после войны в Москву приезжал, очень хотел вас увидеть.