Читать книгу - "Отличный парень - Кристина Арноти"

— Ни к кому. У меня никого нет.

— Нельзя жить в одиночестве, — говорит хиппи. — Бог одарил меня своей милостью, когда мне было восемнадцать лет. Бог — это мир.

Анук задумалась. Она совсем не против того, чтобы в такой для нее напряженный момент жизни обратиться за помощью к Богу. Но где? Опуститься на колени на ступеньке мемориального комплекса? Как здесь просить о помощи?

Хиппи смотрит на нее и говорит:

— Вы ждете человека, которого любите?

— Да.

— А если он не придет…

— Он придет…

Из подъехавших автобусов высыпали немецкие туристы. Послышалась отрывистая немецкая речь.

— Я не знаю ни одного иностранного языка, — говорит хиппи. — Я не получил образования. Я бедный и счастливый человек. В Америке живет много хороших людей. Тот, кого вы ждете, он француз или американец?

— Американец, — отвечает она.

— И он сказал вам, что придет?

— Да.

Она испытывает такую боль, что, кажется, не может пошевелиться. Она пробует топнуть ногой. «Надо же, я еще могу двигаться», — думает она.

— Он должен прийти, — говорит хиппи. — Если только вы не причинили ему зло… Мы, американцы, легкоранимые люди. Нам часто причиняли зло.

— Оставьте меня в покое! — восклицает она. — Неужели вы собираетесь просидеть здесь весь день?

— А вы собираетесь ждать весь день?

Своим вопросом она выдала себя с головой. Ей ничего не остается делать, как ждать.

«Бог не забирает меня к себе, — говорил дед. — Я слишком неугоден ему».

Позднее, во время бесконечных ночных бдений в Довиле: «Я хотел бы быть добрым, богобоязненным, добродетельным и честным человеком, хи… хи… хи… (он еще и рассмеялся). Я был бы не прав; все смеялись бы надо мной».

— Дедушка…

— Да.

— Твой язвительный склад ума разбивает все мои иллюзии…

— Ты упрекаешь меня за то, что я учу тебя уму-разуму?

— Дед, с чем же ты оставляешь меня? Ты уверен, что ты — не дьявол во плоти?

— Бог его знает, — ответил дед и рассмеялся. — Я смеюсь, — сказал дед, — потому что ты говоришь глупости. И еще потому, что мне страшно.

Немного времени спустя старик произнес с необычной нежностью: «Тебе останется обрести чистоту; понять, что такое невинность; и встретить, наконец, настоящую любовь… Возможно, ты будешь всю жизнь искать ее…»

— У вас есть мать? — спрашивает хиппи.

Она поворачивает к доброму бородачу свое воспаленное от солнца и слез лицо.

— Да, но она ничего не поймет.

— А ваш отец…

— Еще меньше.

— А есть кто-нибудь еще? Совсем никого?

Она опускает голову.

— Нет.

Она протягивает руку хиппи…

— Пожалуйста, дайте мне попить…

Вода стекает по шее ей на грудь. Немного свежести.

Роберт должен уже найти ее записку. Безукоризненно пунктуальный и бесчувственный человек, он уже сидит на совещании. Работа прежде всего.

Американец все больше уходит в прошлое, и встреча с ним уже кажется ей нереальной. Анук хотелось бы кричать во весь голос, бежать со всех ног звонить в Аннаполис. Но это невозможно. Если бы только приехал Стив…

— Мы хотели уехать на Средний Запад, — говорит она хиппи. — Жить вдали от городов. Мы выступаем против насилия.

— Я увидел татуировку на вашей шее, — говорит хиппи. — Не думаю, что надо делать себе подобное украшение, чтобы продемонстрировать всем свои взгляды.

«Стив, моя единственная любовь, прости меня; я говорю о тебе так, словно имею на это право. Я говорю “мы”, “любовь моя”, чтобы ощутить рядом твое дыхание».

Она говорит о нем с хиппи. О той пустоте, которая окружает его. О постоянном желании свести счеты с жизнью. «Я похож на скупого рыцаря, у которого смерть — его единственный и главный капитал. Я — богач, поскольку не цепляюсь за жизнь».

Анук соглашается взять у хиппи кусочек хлеба. Солнце на небе делает свой неумолимый круг. В какой-то момент на верхнюю площадку мемориального комплекса по белым мраморным ступеням поднимается полицейский. Он обращается к ней:

— Мадемуазель, вам следует возвращаться домой…

— Она живет в отеле «Космос», — говорит хиппи.

И неожиданно добавляет:

— Славная девчонка…

«Славная девчонка, я — славная девчонка».

Ступеньки с первой до двадцать третьей. Еще три. Затем восемь. Тротуар.

Хиппи передает ей чемодан. В перламутровых сумерках полицейский проходит на середину шоссе, чтобы остановить такси.

Машина останавливается, и полицейский говорит водителю:

— В отель «Космос»…

Шофер выходит из такси и ставит чемодан в багажник. Хиппи стоит на тротуаре в багровых лучах заходящего солнца. Он поднимает левую руку, чтобы двумя сложенными вместе пальцами перекрестить ее на прощание.

Анук оборачивается. Она смотрит в заднее окно машины. Ей кажется, что белоснежный монумент в рыжих сумерках оторвался от земли и парит в воздухе, а последние лучи солнца образовали нимб над головой благословляющего ее длинноволосого незнакомца.

Для нее было бы легче спуститься в ад, чем вернуться в отель. Тени прошлого обступили Анук тесным кругом. Если Роберт не проявит к ней снисходительности и не захочет держать язык за зубами, то отец от злорадства будет хлопать себя руками по ляжкам. Каждый день он будет доводить ее до белого каления: «Твой американец оставил тебя с носом. И таким банальным образом!»

Такси останавливается у отеля. Портье открывает дверцу машины. Анук расплачивается. Она не успевает произнести и слова, как служащий отеля подхватывает ее чемодан.

Пересечь гостиничный холл в столь неприглядном виде, в каком она сейчас находится, — мокрая от пота, с залитым слезами лицом. Это просто фантастика, сколько воды содержится в человеческом теле! Проливать слезы весь день, всю ночь, всю жизнь!

Тихая улочка в Аннаполисе, где ты?

В холле никто не обращает на нее внимания. И только у лифта она замечает, что забыла свои босоножки на одной из ступенек монумента. Никому нет до нее дела; с разбитым сердцем, в мокрой от слез блузке, растрепанная и босая, кому она здесь нужна?

Войдя в номер, служащий отеля включает телевизор: индеец скачет на лошади во весь опор с криком «А-а-а-а-а» за белым, с которого намеревается снять скальп.

Чаевые служащему. «Неужели он не видит, что я босая?» Реклама. «Лучший лосьон, если у вас выпадают волосы…» Какой-то тип с идиотским видом протягивает зрителям флакон, пока на экране не появится скальп белого, снятый крупным планом.