Читать книгу - "Ночи Калигулы. Падение в бездну - Ирина Звонок-Сантандер"

— Вы обе опозорили меня на всю империю! — исподлобья оглядывая женщин, заявил он.

— Гай, ты велел нам торговать телом, — стараясь выглядеть хладнокровной, заметила Агриппина.

— Вы не должны были соглашаться! — он помолчал немного, и добавил оскорблённо: — Мало мне позора иметь сестёр потаскух! Вы желали моей смерти, сговариваясь с Лепидом и Кассием!

— Это ложь! Мы не сговаривались с Лепидом, — Агриппина умоляюще протянула к брату ладони. Сейчас она действительно испугалась.

Калигула снова потряс свитком:

— Ты писала Кассию!

— Писала, — кивнула она, поняв, что отпираться бессмысленно. — Ну и что? Разве Кассий — сообщник Лепида?

— Да!

Гай не сомневался, несмотря на то, что доказательств не обнаружилось. Для него Кассий и Лепид были сообщниками уже потому, что оба были мужьями Друзиллы.

— Кроме того, я видел, как вы часто беседовали с Лепидом и смеялись! — убедительно добавил он.

— Ну и что? — сверкнула глазами Агриппина. — Марк был нашим двоюродным братом! Разве нам запрещено говорить с родственниками?

— Он хотел меня убить, — закрыв глаза, прошептал Гай. Воспалённому воображению мерещилось, будто Агриппина и Ливилла протягивали слабые, увешанные браслетами руки, чтобы столкнуть его с крыши Юлиева храма.

— Я мог бы казнить вас! — процедил он сквозь зубы. — Но память о родителях велит мне заменить казнь ссылкой.

Сестры мучительно побледнели. Ливилла готова была повалиться в ноги Гаю, целовать его колени и умолять о пощаде. Агриппина высокомерно вздёрнула голову.

— Я избрал для вас Понтий — скалистый, пустынный остров, затерянный посреди моря! — бормотал Гай. — Будете жить там до смерти.

Он вышел из палатки, громко топая ногами и отдавая соответствующие приказы. Распорядился подать расшатанную повозку, на которой доставляли в лагерь сено и ячмень для лошадей. Конский навоз прилип к двум большим деревянным колёсам. Калигула велел не отмывать.

Сестры застыли около выхода, держась за руки. Отстранённым взглядом смотрели на приготовления к отъезду. Ливилла заплакала, вспомнив о муже, Марке Виниции. Ему непременно донесут о дурном поведении жены, а она будет слишком далеко. Не сможет обнять его, провести ладонью по бедру, как нравится Виницию, и со слезами на глазах пожаловаться, как злоязыкие сплетники оклеветали её, невинную. Из зависти, разумеется.

Гай приказал сёстрам забраться в повозку.

— Снимайте серьги, браслеты и ожерелья! — велел он, хмуро наблюдая, как женщины, помогая друг другу, устраиваются на соломенной подстилке. — На Понтии они вам не понадобятся. И шёлковые одежды тоже снимайте! За ваши наряды платила императорская казна.

— На что тебе женские туники? — язвительно спросила Агриппина. — Оденешься Венерой и будешь разгуливать перед галлами и их свиньями?

— Молчи! — прикрикнул на неё Калигула, положив ладонь на рукоять меча. — Не забывай: кроме островов у меня есть ещё и оружие! Хочешь знать, куда пойдут твои тряпки и побрякушки? Я их продам на форуме Лугдунума. Богатые галлы охотно купят для жён и подружек утварь и наряды императорских сестёр.

— Позволь мне взять сына, Гай, — помолчав, попросила Агриппина. Она заметила маленького Луция. Спрятавшись за туникой рабыни, он испуганно смотрел на мать, тянул к ней маленькие руки.

— Не позволю! — грубо ответил Калигула.

Агриппина подавила рыдание. Стон, не вырвавшись изо рта, отразился на лице. Гай обрадовался тому, что сумел причинить ей боль и сорвать с неё маску дерзости и невозмутимости.

— Кто позаботится о нем? — надрывно спросила она.

Из группы женщин, последовавших в Галлию за мужьями, вышла наперёд Домиция, некрасивая, озлобленная, стареющая женщина. Сестра покойного Агенобарба после развода с Пассиеном Криспом ещё раз вышла замуж. Её супруг, легат Четвёртого легиона, по слухам предпочитал молодых солдат.

— Луций — мой племянник, — с вызовом глядя на Агриппину, проговорила она. — Я воспитаю его.

Калигула хмуро кивнул, соглашаясь. Домиция, не отводя глаз от Агриппины, взяла мальчика на руки и прижала к груди. Поверх темно-рыжей головки ребёнка схлестнулись взгляды двух непримиримых соперниц. Агриппина поняла: Домиция никогда не простит ей Пассиена Криспа.

Повозка тронулась со скрипом, бередящим слух. Агриппина бросила последний взгляд на сына и опустилась на дно, устеленное колючей соломой. Ливилла, всхлипывая, прилегла рядом и положила растрёпанную голову ей на колени.

Агриппина рассеяно перебирала пальцами волосы сестры и думала о Пассиене Криспе. Встретятся ли они ещё? Тёмные волосы возлюбленного пахнут миррой, привезённой с востока. Руки его — теплы и нежны. В перерывах между ласками он нараспев декламирует любовные стихи Овидия или Катулла… У Агриппины мучительно заныло в груди. Предстоящая разлука казалась невыносимой. Она любила Криспа. Любила даже тогда, когда отдавалась ласкам рослых мускулистых легионеров. Мимолётные любовники, как это ни странно звучит, были нужны Агриппине, чтобы спасти её от тоски по Криспу.

Повозка выехала из лагеря и медленно поползла по извилистой дороге на юг. Цезония, проведя её взглядом, тихо радовалась. Печально вздохнул центурион Басс, так и не успевший переспать с Агриппиной.

Калигула почувствовал странное пощипывание в горле. Неужели он сейчас заплачет? Неужели ему жаль дерзкую и капризную Агриппину, с которой он непрестанно ссорился ещё с детства? А заодно и Ливиллу, отдалённо похожую на милую Друзиллу? Он заметил скрытое любопытство, с которым поглядывали на императора легионеры, делая вид, что занимаются своими делами. Нужно было совершить очередную безумную выходку, которая поможет скрыть неуместную жалость Гая.

— Херея! — подозвал он преторианского трибуна. — Ты верно послужил мне. Объявляю тебе благодарность. — Калигула повысил голос, обращаясь к легионерам. — Кричите все: «Славься, Кассий Херея!»

— Славься, Херея! — подхватили солдаты и подняли шум, стуча мечами по прямоугольным щитам.

Преторианский трибун слегка покраснел, слушая славословия. Калигулу несказанно позабавила способность смущаться, свойственная старому, испытанному солдату. Величественным жестом Гай протянул Херее руку для поцелуя.

Кассий Херея опустился на одно колено и приложился губами к протянутой руке. На безымянном пальце Гая красовался перстень, некогда снятый с руки ещё живого Тиберия. У трибуна задвоилось в глазах, когда он увидел римского орла так близко от своего лица.

Неожиданно Херея почувствовал, как палец Калигулы раздвигает его губы и проникает в рот. И ритмично двигается во рту Хереи, имитируя тот непристойный жест, которым солдаты поддразнивают дешёвых шлюх.

Старый солдат отпрянул и замотал головой, стараясь избавиться от навязчивого пальца императора. Калигула рассмеялся:

— Что с тобой, Херея?! Я полагал, что тебе доставит удовольствие эта забава! — Гай многозначительно подмигнул. — У тебя такой тонкий голос. Наверное, тебе по нраву мужские достоинства преторианцев?!