Читать книгу - "Это всё ты - Елена Тодорова"

А в башке уже гудит.

– Валерий Геннадьевич… – не сразу соображаю, к чему Ю упоминает отца Усманова. – Его сегодня с приступом в больницу увезли… Святик… Он получил увольнительную и уже летит домой… Я-я-ян…

49

Как ты смеешь этого не понимать?!

© Юния Филатова

– Я-я-ян… – растягиваю имя, на которое сейчас готова в буквальном смысле молиться. А он молчит. – Я-я-ян… – разбиваюсь во внутренней дрожи, которая мучает уже несколько часов. – Я не смогу ему сейчас сказать… Свят… Он очень волнуется из-за отца… Случай, и правда, тяжелый… Кровоизлияние… Валерий Геннадьевич в реанимации! Врачи никаких гарантий не дают! Я-я-ян… Что же ты молчишь??? Ты бы слышал Свята… Я его голос не узнала! – пытаясь повысить тон, срываюсь на хрип. В груди все сдавило. Нет отдельных независимых органов. Все в одной изувеченной массе. – Решила, потерял телефон… Подумалось, кто-то забавляется… А это не шутки, Ян… Я-я-ян… Я не смогу! Не смогу! Это убьет Свята… Я-я-ян?..

В его глазах появляется странный, будто болезненный блеск. Взгляд пустым становится. Смотрит сквозь меня и ни слова не говорит.

А потом…

Когда неестественную бледность лица разбавляет проступающий алыми пятнами жар, а веки приобретают воспаленно-красный оттенок, Ян делает натужный вдох и резко выталкивает:

– Подожди.

Замолкая в полной сумятице чувств, не переставая дрожать и отрывисто дышать, наблюдаю за тем, как он отворачивается и уходит. По пути к полю ногами что-то футболит. Будь то мелкие камешки или, возможно, незамеченные уборщиками пивные крышечки – я не знаю. Но выглядит так, словно Ян зол и крайне сильно расстроен. Остановившись в стороне от людей, обхватывает голову ладонями. Быстро проводит взад-вперед. И свешивает руки вдоль тела. По яростному сокращению мышц спины под футболкой и вздымающимся плечам осознаю, какие сильные переживания он сейчас пытается скрыть.

Моя душа откликается на эту боль. И вся я будто бы разваливаюсь на куски.

Что делать, как реагировать, где найти необходимые слова – не знаю.

А потом Ян разворачивается, идет обратно ко мне… Глаза в глаза, и в моей голове будто что-то взрывается. Не единожды. А с монотонной периодичностью. Словно череда лютых выстрелов через хладнокровную перезарядку оружия. И этим огнестрельным оружием является взгляд Яна.

Приблизившись, он хватает меня за руку и уволакивает в сторону раздевалок. Заталкивает в ту, которой пользуются реже всего – как правило, приезжие команды.

В помещении темно и тихо. Но лишь до того момента, как Ян бьет по выключателю и надвигается на меня.

– Что это значит? – голосом выталкивает мощнейшие, слабо контролируемые, но не до конца понятные мне эмоции. – Ты хочешь сделать вид, что ничего не было? Что ни хрена не изменилось? Пойдешь к нему?.. И что?! Позволишь обнимать себя?! Целовать?! Об этом сейчас говоришь?!

– Ян…

Пошатнувшись, хочу подойти к нему. А получается так, что пячусь назад, потому как он слишком агрессивно напирает.

– Ответь на мои вопросы, Ю, – требует жестким тоном.

Хватая губами воздух, пытаюсь избавиться от иллюзорной запыленности в организме. Все функции из-за этого смога сейчас заторможены. Мозги не работают, а дать полную волю чувствам я не имею права.

– Почему ты молчишь, Ю? Отвечай, блядь, на чертовы вопросы! – кроет Ян криком. – Как ты себе представляешь ситуацию? Хочешь продолжить играть с Усмановым в любовь?! Какая моя роль? М? Я должен, как раньше, прикидываться, что ваши поцелуи меня не ебут?! Так, что ли?!

– Конечно, нет… – шепчу я рвано.

Но Яна такой вопрос не устраивает. Он словно бы и не слышит его.

Продолжает свой монолог:

– Не получится, Ю! Ясно тебе?! Не получится!!!

Обида, стыд, вина, грусть, настоящая злость… В моей груди закипает волна.

– Конечно, нет! Поцелуев не будет, Ян, – этот выдох словно разгон. Прежде чем выпалить, срываю голос от болезненного возмущения: – Разве сам не понимаешь?! С кем-то, кроме тебя, я уже не смогу целоваться!

Мои слова достигают цели. Производят должное впечатление.

Ян с надрывом переводит дыхание и толкается к моей переносице лбом. Ладонью шеи касается. Проводит большим пальцем по гортани. Не прекращая на повышенных оборотах циркулировать воздух, поражает мои губы густой и горячей смесью мяты, табака и себя самого.

– Ты не сможешь, Ю, – повторяет тихо, соглашаясь с моим признанием. – А он? А-а? Ю?

– Ян… Святу тоже сейчас не до поцелуев. Он сильно расстроен!

– Ты наивная, просто пиздец… – со смехом отступает.

Но глаза в этом действии не участвуют.

Они больные, встревоженные и несчастные.

– Ю… – выталкивает со свистом и дрожью Ян. – Не надо так. Не откладывай этот чертов разговор. Подумай обо мне, зай… Я же с ума сойду от мысли, что ты с ним! Меня уже кроет! Разве ты не понимаешь?!

– Я понимаю… – выдыхая это, беру Яна за руки, чтобы остановить хаотичную резкость его нервных перемещений. – Успокойся, пожалуйста. Я люблю тебя, клянусь.

И снова вижу, что удается достучаться. Хоть Нечаев и не отражает мои чувства, вижу, как много они для него значат. В попытках справиться с эмоциями, которые усиливают лихорадочный блеск в его глазах, он кусает губы и натужно втягивает носом кислород. Мышцы его лица приходят в активное движение, появляется выразительная мимика. Ян то хмурится, то морщится, то кривится. Но сейчас я уверена, что это не негативная реакция. Ему действительно тяжело.

Сжав мой затылок ладонью, он наклоняется к лицу… И в этот момент кажется, словно падает. Зажмурившись, напрягаюсь всем своим естеством, будто я, Господи, способна выдержать вес его тела. Лишь три секунды спустя понимаю, что мы не сваливаемся. Ян твердо стоит на ногах и крепко держит меня.

– Скажи ему, – хрипит, скользя своими губами по моим.

– Скажу… Поговорю, как только Валерий Геннадьевич поправится.

– Да блядь, Ю… – снова срывается Ян. Отталкиваясь, смотрит не только с болью, но и с ломающей меня изнутри жесткостью. – А если он не поправится?

– Что ты такое говоришь?! – задыхаюсь от ужаса.

– Такое случается! Люди умирают, Ю! – хладнокровно берет самые высокие ноты своего сильного голоса. – А еще их сажают в тюрьму.

– Что? – теряюсь я. – О чем ты?

– Ни о чем. Жизнь – дерьмо. Вот и все, Ю, – высекает с исключительной резкостью.