Читать книгу - "Фортуна - женщина - Уинстон Грэхем"

Сняв шляпу, Леони положила ее на траву и встряхнула кудрями. На лоб, словно дразня, упала светлая челка.

— Вы давно занимаетесь живописью?

— О… довольно давно.

— Всю жизнь?

— За исключением двух последних лет.

— Что же случилось?

— Ничего. Просто я перестал рисовать.

— Вы зарабатывали этим на жизнь?

— Нет. В том-то и дело.

— То есть?

Минуту-другую я колебался: стоит ли пускаться в подробности? И решил: не стоит. Однако… Откровенность за откровенность?

— Представьте себе: вы чем-то занимаетесь на протяжении многих лет и даже считаете, что у вас неплохо получается. Но в одно прекрасное утро просыпаетесь с мыслью, что вы уже взрослый человек, а ваши занятия так и не вылились во что-то существенное.

Леони быстрым, скользящим движением подобрала под себя ноги и подоткнула юбку, при этом обозначилась четкая линия бедра.

— То есть не приносит доход?

— Не только. Главное — в глубине души вы отдаете себе отчет в том, что никогда не создадите что-то значительное — даже в ваших глазах.

Она покачала головой.

— Этого я не понимаю.

— Чего?

— Мне кажется: плохо ли, хорошо ли созданное вами, оно не может быть пустой тратой времени. Как бы на это ни смотрели другие.

— Это справедливо лишь для неспособных критически отнестись к собственной работе.

— Нет. Я не согласна.

— Возможно, я ставил перед собой слишком высокие цели.

— Вот это я могу понять, — сказала она.

— Нельзя судить о чем-то с позиций вчерашнего дня.

Леони улыбнулась.

— Кстати, о вчерашнем дне. Ответьте мне на один вопрос.

— Если это в моих силах.

— Чем объясняется ваша грубость — слишком высоким мнением о себе или слишком низким — обо мне?

— Ни тем, ни другим.

Она ждала. Я ушел от ответа и сам спросил ее:

— Где вы живете в Англии?

— Большей часть в Лондоне.

— С родителями?

— Нет. Папу убили на войне. Мама снова вышла замуж, и у меня действительно есть две сводные сестры — вопреки вашему недоверчивому складу ума. Я живу отдельно.

— И занимаетесь плаванием.

— Страшно представить, сколько вы будете знать обо мне ко времени окончания портрета.

— По вашим плечам и рукам не скажешь, что вы пловчиха.

Она положила одну руку на предплечье другой.

— У вас устаревшие представления… о некоторых вещах. Хотелось бы вам нырнуть с обрыва?

— Не особенно.

— Раньше я обожала нырять. Поразительное чувство! Кажешься себе стрелой, пущенной из лука.

Я сказал:

— Может быть, стоит попробовать — когда совсем устанешь от жизни. Это гораздо романтичнее, чем умереть в своей постели… или утонуть в грязном канале.

Наступило мертвое молчание. Откровенно говоря, я не собирался это выкладывать. Леони опустила руки.

— Теперь понятно.

— Что именно?

— Вы все-таки его родственник?

Это просто поразительно, как какая-нибудь дюжина слов производит полный переворот в разговоре и человеческих отношениях.

— Брат. Вы догадывались?

— Вначале. Вы очень похожи на него — хотя и младше, более крепкого сложения. Но общий рисунок… фигура, глаза, голос… Потом я отнесла это на счет игры воображения, — Леони встала. — Спрашивайте, что вы хотите знать, и пойдем обратно.

— Как он умер?

— Об этом мне ничего неизвестно.

— Вы хотите сказать, что не знаете, как это случилось?

— Повторяю: я абсолютно ничего не знаю о его смерти.

Ветер приподнял было отворот ее платья, на мгновение закрыв шею, и снова опустил.

— Сядьте, — попросил я. — Поговорим спокойно.

— Нет, спасибо.

— Вам не кажется, что я имею право спрашивать?

— Мне не кажется, что вы имели право делать это так, как сделали. Если вы хотели что-то узнать о Гревиле, вам не было необходимости… — она перевела гневный взгляд на море.

— Откуда я знал, что вы из себя представляете? Брат никогда не упоминал о вас.

— Естественно.

— Когда вы познакомились?

Она покачала головой и не проронила ни слова.

— Леони, вы должны ответить на этот вопрос. Когда вы с Гревилом встретились в первый раз?

— В Голландии. Месяц назад.

Я тоже вскочил на ноги.

— Вы хотите сказать, что впервые увидели Гревила за несколько дней до его смерти?

— Ну, конечно. А что вы думали?

— Но это невозможно.

— Можете думать все, что вам угодно.

— Погодите, — я схватил ее за руку. — Судите сами — как я могу этому верить? А письмо?

— Какое письмо?

— Найденное у него в кармане. Вы писали, что между вами все кончено.

Леони резко высвободилась и уставилась на меня.

— Я не знала, что у него нашли письмо. Вы хотите сказать… — выражение ее глаз странным образом изменилось, — то, которое я написала?

— Разве вы не писали ему перед своим отъездом?

Она побелела как смерть.

— Нет… Да… Подождите… Это письмо и помогло вам меня найти?

— Отчасти.

— И вы решили…

— Что, по-вашему, я мог решить?

Леони перевела дух.

— Но это же невероятно… — она замолчала, словно не в состоянии продолжать.

— Мне это тоже показалось невероятным, — признался я. — Но вы-то, кажется, должны понимать…

— И как же… Полиция знает о письме?

— Разумеется.

— Они тоже считают, что я имею отношение к смерти Гревила?

— Что бы вы сами подумали на их месте?