Читать книгу - "Однажды ты пожалеешь - Елена Алексеевна Шолохова"

– Не хочу. Мне тягостно находиться с людьми, которые плохо ко мне относятся, – чуть не плача, объясняла ему я.

– С чего ты взяла, что к тебе плохо относятся? – засмеялся Рыжий. – Пацаны тебя знаешь как уважают.

– Да уж. Видать, от большого уважения они надо мной измывались всю осень.

А на другой день прямо в классе перед уроком, когда я повторяла домашний параграф, Рыжий вдруг позвал меня.

– Даш, тебе тут некоторые кое-что сказать хотят…

– Что? – я оторвалась от учебника и непонимающе на него посмотрела. Но вместо Игоря заговорил Садовников:

– Да, давно надо было, но… короче, прости нас. Мы вели себя как конченные мудаки. А ты… ты вот, – Он поднял кверху большой палец. – Да вообще крутая.

– Да, Стоянова, прости. Ты реально огонь. Респект тебе, – подхватили остальные парни. – Если вдруг что, только скажи… мы за тебя…

Я оглянулась, но все остальные молчали, никто не посмеивался, не шушукался, не фыркал.

В общем, уступила я Игорю, и после уроков мы все пошли в ТЦ. До начала сеанса оставалось ещё время, и мы сидели на диванчиках, пили колу, болтали. Чепов выскочил как черт из табакерки, подлетел, неизвестно откуда, заливисто смеясь.

– О, бродяги, ну что, как вы там, без меня? Что нового?

Ему отвечали, но без энтузиазма. А потом он увидел меня и замер на несколько секунд.

– А эта что, с вами? Не, серьезно, что она здесь делает?

– А ты, Чепа, что здесь делаешь? – сразу нахмурился Игорь.

– Я ж поздороваться… вы чего, пацаны? – моргнул недоуменно Чепов.

– Поздоровался? Ну и чеши дальше.

– Пацаны, да вы чего? – растерялся он. Потом обиделся и ушёл.

Наконец начался сеанс, мы всей гурьбой повалили в зал. А телефон я, как культурная, отключила. И только когда мы уже после фильма вышли на улицу, достала, чтобы посмотреть время. А увидела множество пропущенных и одно сообщение от Андрея.

«Привет, Даша. Меня выписали. Отец договорился с какой-то клиникой в Москве, у них там крутой реабилитационный центр, все дела. В общем, через час такси…»

Первой мыслью было мчаться сломя голову в больницу – вдруг его ещё застану. Хотя бы увидимся, попрощаемся. Потом додумалась перезвонить. Но Андрей уже был в пути.

Он шутил, смеялся, а мне хотелось плакать. Я уже привыкла, что мы виделись каждый день. Нет, это больше, чем привычка. Это стало почти потребностью. Я ведь с самого утра, едва проснусь, ждала, когда закончатся уроки и я поеду к нему в больницу. И как же я теперь?

– Сколько ты там пробудешь?

– Месяц где-то. Ну или как пойдёт.

– Так долго, – вырвалось у меня. Но затем я спохватилась: – Главное, чтобы тебе помогло, чтобы ты поправился.

– Да куда я денусь? – хмыкнул он. – О, мы щас такую картину наблюдали, когда проезжали мимо…

Андрей взахлеб рассказывал о чем-то, наверное, очень смешном, но я от расстройства не улавливала смысл. И его легкомысленный тон, и смех, и шутки так не вязались с тем, что творилось у меня в душе. Даже немного обидно стало – мы ведь расстаемся, я слезы еле сдерживаю, а ему весело. Он так беспечно болтает, смеется…

Да, месяц – это не вечность, хотя сейчас мне казалось, что вечность. Да, он будет недалеко, но это ничего не меняет. Мама меня никогда не отпустит его навестить. А по телефону – это не то…

Ну почему он так радуется? Мы с ним, конечно, ещё ничего такого друг другу не говорили. Каждый раз, когда наступал волнующий момент, мы оба терялись и смущались. Ну, во всяком случае я смущалась, а он просто замолкал.

Мы даже не договорились с ним точно, встречаемся или нет. Я всё ждала, когда он хоть что-нибудь такое скажет. Но единственное, что позволяло мне надеяться, что я ему не просто друг – это его прикосновения. Он часто брал меня за руку, нежно гладил пальцы. Но, черт возьми, при этом молчал! А мне так хотелось слов, признаний…

А теперь вот он вообще радуется…

– Даш, – прервал мои мысли Андрей. – Короче, мы уже подъезжаем. Я потом, вечером, тебя ещё наберу. Ну или спишемся.

– Хорошо, – выдавила я.

– Ну, пока.

– Пока, – ответила я, ожидая завершения звонка. Но Андрей не нажимал отбой. И я не сбрасывала вызов. Несколько секунд он просто молчал, а потом вдруг произнес совсем другим тоном, очень серьезным и немного неуверенным, что ли:

– Даш… я буду по тебе скучать. Я уже скучаю… очень…

45.

Февраль заканчивался, а Андрей все еще и не думал возвращаться. То есть это, конечно, зависело не от него, я понимаю, но легче от этого не становилось.

Я бы отчаялась уже, наверное, если бы мы не общались почти каждый день по телефону. Мы рассказывали друг другу, как день прошел, что делали, о чем думали. Обычно он старался шутить, но иногда проскальзывали... нет, даже не нежности, а лишь намеки, но и эти крупицы грели душу.

А неделю назад он мне ни с того ни с сего написал:

«Знаешь, о чем я больше всего жалею?»

«О чем?»

«О том, что ни разу тебя не поцеловал»

Я зависла, глядя на его последнее сообщение. С минуту он ждал ответ, потом снова написал:

«Ты обиделась?»