Читать книгу - "Я тебе не верю! - Долли Нейл"

Они подъехали к высокой каменной стене с огромными железными воротами, уже открытыми и готовыми пропустить автомобиль. Как только они въехали за ограду, множество огней внезапно зажглись по обеим сторонам аллеи, и стало светло как днем.

— Наш замок, — объявил Филипп, указывая на величественное сооружение из темного камня. Шпили и башенки, арки и тонкое кружево балконов, сами гордые очертания старинного сооружения, высвеченные на фоне черного ночного неба, производили потрясающее впечатление.

— Какая красота, — ахнула сидящая позади Джулия.

— Эта красота прожорлива, — улыбнулся Филипп. — Стоит целого состояния содержать его в порядке, но замок является семейной собственностью в течение многих поколений. Мой отец родился в одной из комнат третьего этажа.

Он остановил машину. Они вышли на широкую аллею и направились к дому. Повернувшись к Элизабет, Филипп спросил, махнув рукой в сторону замка:

— Одобряете?

— Кто бы мог не одобрить такое, — сказала она осторожно. — Я удивлена, что вы решились переехать отсюда. Как давно у вас собственный дом?

— Восемь лет. — Он хотел сказать что-то еще, но тут открылись резные дубовые двери, и маленькая, стройная, изысканно одетая женщина появилась в освещенном дверном проеме в сопровождении еще нескольких человек.

— Моя мать, — сказал Филипп. — Пьер и его семья живут в одном из крыльев дома, поэтому я предполагаю, что сегодня вечером все будут в сборе. Мама, это Джулия и Элизабет. — Он взял Джулию за руку и поставил чуть впереди сестры, при этом слегка обняв за талию, чтобы помочь ей преодолеть смущение. — Джулия, это твоя свекровь.

Карие, как у сына, глаза мадам де Сернэ остановились на лице невестки, и каждый смог бы прочесть в этих глазах чувство глубокой симпатии.

— Спасибо, что приехала, дорогая. Я действительно так сожалею… — Ее голос надломился, и она беспомощно покачала головой.

Джулия протянула руки к женщине, которая сделала ее такой несчастной, и они заключили друг друга в объятия.

— Я так виновата… — Теперь в голосе матери Патрика слышались рыдания. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить нас за то, что мы сделали?

— Пойдемте в дом, мама. — Филипп двинулся к высокому седовласому мужчине, стоявшему позади Джулии и его матери. Тот выступил вперед.

— Я Жорж, отец Патрика, Джулия, — сказал он мягко. — И мне очень приятно встретиться с вами. А вы, должно быть, Элизабет? Как хорошо, что вы сопровождаете вашу сестру в поездке, это большая поддержка для нее.

Когда сестры оказались внутри дома, великолепие которого заставило обеих онеметь, им были представлены Пьер и его жена Катрин. Пьер был похож на брата, только полнее и ниже ростом, а его жена оказалась хорошенькой, смуглой и черноволосой. Горничная в униформе подала кофе в гостиную, стены которой был увешаны старинными гобеленами.

— Ваше путешествие было приятным? — Мадам де Сернэ старалась играть роль образцовой хозяйки, но ее глаза, обращенные к Джулии, блестели от невыплаканных слез, и в воздухе витала напряженность.

— Я думаю, было бы уместным оставить маму и Джулию наедине на несколько минут? — Филипп опять взял на себя труд разрядить ситуацию и сделал это в привычной для себя манере. — Я покажу Элизабет наш дом.

— Но… — Прежде чем Элизабет успела возразить, она почувствовала сильную руку Филиппа на своем локте, и ее буквально вынесли из комнаты. — Джулия очень устала. Ей нужно…

— Ей нужно поговорить с моей матерью. — Голос Филиппа звучал с холодной непреклонностью. — Первые несколько минут общения жизненно важны для дальнейших взаимоотношений. Вы этого не знаете?

— Мне известно лишь то, что вы самый властный из людей, которых я когда-либо встречала, — сказала она твердо.

— Я не считаю это недостатком. — Он прислонился к стене, остановив холодный взгляд на ее разгоряченном лице. — Мужчина должен знать, чего он хочет.

— В самом деле? — Элизабет подумала о том опустошении, которое произвел Джон в столь многих жизнях, — он тоже знал, чего хочет, — и в ее голосе зазвучала горечь: — Вы простите меня, но я не разделяю ваше мнение.

— Известно ли вам, Элизабет Тернер, что для утонченной женщины вы имеете на редкость отвратительный характер, — протянул он лениво. — Вы предпочитаете, чтобы мужчины были комнатными собачками, не так ли?

— Я ничего не предпочитаю! — ответила она с жаром. — В действительности…

— В действительности, дело не только в том, что Джулия устала. Вы были очень смелой, защищая права вашей сестры, но теперь для нее настало время жить своим умом в той нелегкой ситуации, которая сложилась, и вы должны оставить ее в покое.

Они приблизились к богато украшенной винтовой лестнице. Но как только он взял ее за руку, чтобы вести наверх, она вырвалась.

— Я подожду Джулию.

— А я думаю, что не стоит. Моя мать не задержит ее долго, и потом она присоединится к вам. Сейчас я покажу вам апартаменты, предназначенные для вас обеих. Ваша сестра уже не ребенок, и очень скоро ей придется заботиться о собственном младенце. Настало время перерезать пуповину. У вас должна быть своя собственная жизнь. — Едва она открыла рот, чтобы выпалить что-нибудь в ответ, как он сгреб ее в охапку и потащил вверх по лестнице, приговаривая: — Знаю, знаю. Я тот самый властный француз, которого вы не выносите. Это очень печально, хотя я уверен, что нам могло бы быть хорошо вместе.

— Отпустите меня! — Элизабет не рискнула сопротивляться, опасаясь, что они оба могут упасть с лестницы. — Сейчас же!

— Подождите минутку. — Его голос был совершенно спокоен.

Ощущение, что она находится у него в руках, мешало связно мыслить. Мускулистое худощавое тело, к которому она была плотно притиснута, тонкий мужской запах, исходящий от бронзовой кожи, вызывали у нее головокружение. Она не могла поверить, что ее тело может так реагировать на близость мужчины, которого она не любила и презирала. Даже в период наибольшей увлеченности Джоном ей не грозила опасность утратить над собой контроль, и то, что такое возможно, пугало.

— Я сказала — сейчас же! — прошипела она сердито, сделав слабую попытку освободиться, но тотчас же замерла, посмотрев через его плечо вниз.

— А я сказал — еще минутку.

Она повернула голову, чтобы ответить, но это было ошибкой. Филипп словно ждал момента и воспользовался им немедленно, жадно прильнув губами к ее губам и еще крепче стиснув в объятиях. Его рот терзал ее губы с чувственной нежностью, заставляя их раскрыться и сделать доступными для ласки сладостные глубины ее рта. Эта изысканная пытка полностью лишила ее воли к сопротивлению.

Месяцы, проведенные с Джоном, позволяли ей сравнить и понять, что сейчас она имеет дело с человеком очень опытным и искушенным в искусстве любви, но даже это знание не объясняло, откуда тот чувственный трепет, который вызывала его близость и прикосновения его губ. Когда лестница осталась позади, и он опустил ее на пол возле стены, способность рассуждать отчасти вернулась к Элизабет. Но тут он склонился над ней, упершись руками в стену возле ее плеч, и, не давая ей возможности ускользнуть, вновь попытался припасть к ее губам.