Читать книгу - "О рыцарях и лжецах - Татьяна Веденская"

– В зеркало? Единственный момент, когда я смотрю на себя в зеркало, – это когда я бреюсь, и в этот момент я думаю только о том, чтоб не пропустить какой-то участок. Это такая пытка – бриться каждый день, если честно. Я даже подумывал как-то отрастить бороду, тем более она сейчас в моде, но мне кажется, это будет уж слишком. Эй, вы куда?

Я встала и отошла к шкафу у стены.

– Продолжайте, продолжайте. Я сейчас, – и я открыла дверцы шкафа. Я знала, что делать. Средних размеров зеркало лежало под стопкой свитеров. Я достала его и подала Евгению Ивановичу. – Вот, посмотрите, пожалуйста. Сейчас вам не нужно бриться, так что можно просто посмотреть себе в глаза. Что вы чувствуете? Вам нравится то, что вы видите?

– Странная какая-то постановка вопроса, – заворчал он.

По выражению лица я поняла, что увиденное Евгению Ивановичу совсем не нравится. Большая часть людей не нравится самим себе. Подавляющее большинство, если бы им предложили поменяться на какую-то другую личность, другое тело, другой набор человеческих качеств, сделало бы это, не задумываясь. Как я уже говорила, есть что-то фундаментально неправильное в человеческой психологии, но именно это и делает нас людьми.

– Нормальный вопрос, довольно простой. Нравитесь ли вы самому себе? – повторила я.

– А вы? Вы самой себе нравитесь? – неуверенно спросил он. – Потому что людям вы нравитесь, это факт.

– Вы считаете? – удивилась я.

– Есть в вас что-то такое, знаете ли, располагающее к себе. Моя знакомая, которая мне ваш телефон дала, – она мне говорила об этом. Я не знаю, как это объяснить, но я тоже это вижу. Какая-то человеческая мягкость, что ли? Как-то сразу понимаешь, что никто тебя тут не подставит и не осудит. И это забавно, потому что я же не ребенок, я понимаю, что все это – не больше чем иллюзия. Вот это ощущение, что вам искренне есть до меня дело.

– Но мне искренне есть до вас дело, – возмутилась я. – И я не собираюсь вас подставлять.

– Я понимаю, понимаю, – Евгений Иванович с охотой кивнул, словно пытался дать мне понять, что понял мой намек и не будет выходить за рамки предложенной мною игры. Я начала злиться.

– Я хочу, чтобы вы поняли, это так не работает. Никто не «производит впечатления» хорошего человека. Просто кто-то и есть хороший человек.

– Ну, нет, не можете же вы быть настолько наивной. На свете полно людей, которые будут казаться вам ближе родной матери, а потом окажется, что они у вас кошелек увели. Люди этим и отличаются от животных, что отлично умеют врать.

– И любить.

– Любить умеют все. В этом нет большого искусства, это простой инстинкт. Этому не нужно учиться. А вот чтобы хорошо, правильно врать, нужно обладать поистине большим интеллектом.

Любовь – это просто инстинкт. Моя сестра сейчас плясала бы от восторга. Сережа так и не объявился. Моя большая любовь.

Я одинаково сильно боялась как исчезновения Сергея, так и его возвращения. Страх. Стыд. Бессилие. Если Сережа найдет способ связаться со мной, передо мной встанет мучительный выбор – рассказать об этом следователю, исполнить свой гражданский долг, предать собственного мужа и отца моих детей или скрыть это и поставить под угрозу свое будущее и будущее своих детей? Пока Сережи не было, я могла ничего не решать.

– Значит, вы хотите, чтобы я научила вас располагать к себе других людей. Дурить им голову. Пускать пыль в глаза. Производить впечатление хорошего человека, – сухо уточнила я и холодно улыбнулась. В этот момент в дверь позвонили. И начался настоящий кошмар.

– Откройте, полиция! – услышала я через дверь. Кричали громко. Мое сердце от страха застучало еще сильнее. Я вскочила и беспомощно посмотрела на Евгения Ивановича.

– Что? Полиция? – переспросил меня Евгений Иванович, и на его лице появилось специфическое выражение, которого я никогда раньше ни у кого не видела. Он смотрел на меня, будто я болела неприличной венерической болезнью, которая передавалась по воздуху. Смесь брезгливости и желания убежать. Время откровенности кончилось. В дверь дубасили и обещали выломать ее к чертовой бабушке. Евгений Иванович раскрывал рот, а затем закрывал его, не находя слов, но по его позе, по тому, как он избегал смотреть мне в глаза, было видно, что сейчас я уже не так ему нравлюсь. И что мои абсурдные мысли о прослушке, вероятно, не такие уж и абсурдные.

Черт, я же жена наркодилера. Я не могу больше принимать клиентов дома. Каждый из них попадет под подозрение, каждый из них из-за меня может оказаться на скамейке свидетелей – это как минимум.

– Почему к вам стучится полиция? Что происходит? – Голос моего клиента стал неприятно визжащим. Дверь долго не выдержала бы натиска, и я бросилась ее открывать, чтобы не остаться без двери совсем. Меня тут же отшвырнули от входа, как котенка. В мой дом влетала черная туча, мне показалось, там было человек сто, но это, как говорится, у страха глаза велики. С десяток человек забежали в мою квартиру, оглядывая все пространство жадными взглядами собаки-ищейки. Они были в обуви, с сумками, чемоданами, с какими-то приборами в руках.

– Что происходит? – спросила я у какого-то мужчины в заляпанном пуховике. Евгений Иванович стоял, как соляной столп, посреди коридора. Он не верил своим глазам. Я тоже. Хотя пребывала уже не в таком шоке, как давеча на МКАД.

– Тушакова? – ко мне обратился какой-то молодой здоровенный лоб – невзрачный свитер, джинсы, во рту какая-то жвачка.

– Я не понимаю. Вы кто?

– Вот постановление на обыск, – лоб «ослепил» меня, помахав какой-то бумажкой перед моим лицом, и повернулся к ожившему Евгению Ивановичу: – Пожалуйста, гражданин, ничего не трогайте руками. Сейчас… Макс, понятые-то где?

– Елизавета Павловна, я могу уйти? – спросил меня он. Мимо нас в детскую комнату прошло трое мужчин. Прямо так, в обуви по ковру со Смешариками. Они переворачивали игрушки, заглядывали под козырек шлема База Лайтера. Я почувствовала острейшее желание тоже куда-нибудь уйти. Хоть бы даже в окно.

– Нет-нет, никто не может уйти, – вмешался лоб. – Гражданин, паспорт предъявите, пожалуйста. Фамилия? Имя? Отчество? Род занятий? – Евгений Иванович побелел. Он тоже явно раздумывал, не спрыгнуть ли ему от такого позора. Пятнадцатый этаж, товарищ. Пятнадцатый этаж.

– О господи! Паспорт? Вы что, террористка? Во что вы меня втравили! – тихо, сквозь зубы прошипел он. Я стояла ни жива ни мертва, лихорадочно соображая, что могло привести ко мне следователей в субботнее утро. Неужели Сережа нашелся?

– Я ни во что вас не втравливала. Это все – ошибка. И да, я уверена, что вы можете уйти в любую минуту, – я посмотрела на следователя так выразительно, как только могла. – Вряд ли у вас есть основания задерживать в моем доме человека, который вообще не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к кому-либо еще.

– Как же не имеет, раз он тут, у вас в коридоре, стоит. Елизавета Павловна, только не говорите мне, что это – случайный прохожий, что он тут просто трамвая ждет, – усмехнулся следователь.