Читать книгу - "Письмо Софьи - Александра Девиль"

– Месье Лан, да стоит ли обращать внимание на всяких невеж! Ведь раньше такого не было, верно?

– Да, – подтвердила Эжени, – это сейчас появились такие настроения, перед войной. Ведь многие говорят, что может начаться война.

– Война?… – вздрогнула Софья, которая, будучи занята своими сердечными переживаниями, не обращала внимания на политические разговоры. Сейчас же она вдруг со страхом и тревогой представила, что их с Юрием может ожидать не упоительное свадебное путешествие к морю или в одну из столиц, а разлука и бедствия войны.

– Да, все этого опасаются, потому что Наполеон вроде бы стягивает войска к русской границе, – вздохнула Эжени.

Франсуа, издавна питавший симпатии к «маленькому капралу», тут же возразил:

– Но это только маневры, чтобы заставить императора Александра выполнить договор о континентальной блокаде английских товаров.

– Значит, войны не будет? – с надеждой спросила Софья.

– Во всяком случае Наполеон настроен миролюбиво и предлагает царю переговоры, – заявил месье Лан. – Но ваши офицеры почему-то думают, что это с его стороны притворство, что он уже настроился на войну с Россией. А я не верю, что он будет воевать с такой большой страной, Наполеон не безумец. Он только хочет повлиять на русскую политику, подвигнуть к реформам. Ведь вам тоже не все нравится в устройстве и порядках вашей страны, не правда ли, мадемуазель Софи?

Месье Лану, конечно, была известна вполне естественная ненависть Софьи к крепостному праву, а ей было известно преклонение учителя перед Наполеоном, и она спросила:

– А если все же ваш кумир вторгнется в Российскую империю? Что будет тогда?

– О, даже в этом случае не будет ничего страшного, все быстро закончится новым договором о взаимных выгодах в торговле. Я уверен, что Наполеон не допустит большого кровопролития. – Месье Лан подошел к окну и, глядя вдаль, непроизвольно скрестил руки на груди, подражая французскому императору. – Все-таки я непременно хочу поехать и хотя бы на закате своей жизни увидеть этого великого человека, который подобрал Францию истекающую кровью, истерзанную революционным террором, братоубийством, и сделал ее такой могучей!

– Франсуа, мне страшно слушать твои высокопарные речи! – раздраженно сказала Эжени. – Неужели ты всерьез задумал ехать во Францию? А как же я? Ты знаешь, я не люблю путешествовать, тем более что в Европе сейчас так неспокойно. Да и наших с тобой сбережений не хватит на такую далекую поездку.

– До Парижа мы, может, и не доберемся, – вздохнул Франсуа уже без пафоса в голосе. – Но ведь Наполеон сейчас находится гораздо ближе – в Белостоке или даже в Вильно…

– Что вы там говорите о Вильно? – раздался требовательный вопрос Домны Гавриловны, и она сама появилась в комнате, подозрительно оглядывая месье Лана. – При чем здесь Вильно?

– Это он о политике рассуждает, – поспешила ответить Эжени. – Вроде бы Наполеон затеял какие-то маневры неподалеку от Вильно.

– Меньше думайте о своей политике, сударь, – недовольно поморщилась Домна Гавриловна. – Ступайте помогите нашему кузнецу, он ногу повредил.

На минуту оставшись наедине с Эжени, Софья быстро ее спросила:

– Отчего это тетушка рассердилась, когда месье упомянул о Вильно?

– Догадываюсь отчего, – вполголоса ответила Эжени. – В Вильно живет ее сестра Ольга, с которой они почти сорок лет не знаются.

Больше она ничего не успела добавить, потому что в комнату вернулась Домна Гавриловна и все разговоры перешли на хозяйственные дела.

Но в голове восприимчивой и памятливой Софьи после слов Франсуа уже шла незаметная даже для нее самой работа. Девушке мало что было известно о мировых делах, а потому она чутко ловила любые новости, серьезные высказывания и шутливые намеки, чтобы потом, поразмышляв, составить обо всем свои собственные суждения.

Впрочем, ее основные мысли, конечно, были заняты сейчас заботами о личном счастье.

Бальное платье для Софьи было сшито вовремя и выглядело очень изящным. Жемчужное ожерелье и серьги прекрасно дополнили наряд, а прическу девушка сделала себе сама.

По дороге из Старых Лип в город Домна Гавриловна в очередной раз давала Софье наставления, как ей держаться, что говорить и с кем танцевать.

– Ковалевские отнесутся к тебе благосклонно, как к моей племяннице, – со степенным видом обещала Домна Гавриловна. – Конечно, быть принятой у них на балу уже само по себе почетно. Но еще очень важно, как на тебя посмотрит наш предводитель дворянства Андрей Федорович Квитка. Если он тебя пригласит на танец – считай, признал. А это означает признание всего местного дворянства. Так что уж ты постарайся произвести хорошее впечатление на Квитку, да и на других уважаемых людей. А с кем подряд не танцуй.

– Тетушка, но чтобы мне уж точно не ошибиться, с кем танцевать, я буду смотреть на вас. Если вы мне кивнете – соглашаюсь на танец, если же нет – отказываю кавалеру. Ну а если так станется, что меня и вовсе никто не пригласит?

– Не бойся, такого не случится. – Домна Гавриловна окинула девушку критическим и в то же время довольным взглядом. – Уж больно ты хороша, чтобы тебя не заметить. В последнее время расцвела как роза. А глаза-то, глаза как блестят! Ты своими южными глазами в мать пошла. Недаром поговаривали, будто Мавра родилась после того, как в Ниловке погостил какой-то не то греческий, не то грузинский князь.

Столь двусмысленный намек задел в Софье чувствительные струны, и девушка со вздохом покачала головой:

– Не всегда ведь ценят за красивые глаза. А вдруг на этом балу знатные люди сговорятся выказать мне презрение?

– Не бойся, такого не будет, я ведь поговорила с Ковалевскими. Притом же, танцами там будет руководить Вельсович, а он следит за тем, чтобы ни одна танцующая дама не оставалась весь вечер неангажированной. Я хоть и недолюбливаю этого выскочку, называющего себя шляхтичем, однако же надо отдать ему должное: быть распорядителем бала он умеет.

Софья с Домной Гавриловной приехали еще до того, как появилась основная масса гостей, и им не пришлось входить в зал под обстрелом многочисленных взглядов, а хозяева дома встретили их с надлежащей приветливостью.

Полковник и полковница Ковалевские стремились произвести впечатление людей светских, не отягощенных старомодными предрассудками, а потому пригласили на бал не только дворянскую знать, но также преподавателей университета, купцов и даже нескольких мещан, которые были чем-либо известны в городе. Гостей развлекали музыканты и певцы из частной театральной труппы. То там, то здесь мелькал зеленый сюртук Казимира Вельсовича, которому была поручена роль распорядителя бала. Этот немолодой, но весьма подвижный поляк уже несколько лет проживал в городе, давая состоятельным людям уроки музыки, танцев и светских манер. Он называл себя потомком древнего, но обедневшего рода, и был принят в самых лучших домах губернии. Лишь немногие – в том числе Домна Гавриловна – утверждали, что он ловкий плут, выдающий себя за польского аристократа. Что же касается Софьи, то она относилась к Вельсовичу даже с некоторой симпатией, ибо он при встречах всегда раскланивался с ней так галантно и любезно, словно она была герцогиней, а не уездной барышней, о происхождении которой ходили сплетни.