Читать книгу - "Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы - Диана Гэблдон"

Фрэнк переменился в лице. Он больше не сердился, но выглядел расстроенным и слегка озадаченным. Он сел у кровати, не обращая внимания на доктора, который собирался пощупать мой пульс.

— Я никуда не уйду, — мягко сказал он и снова взял меня за руку, хотя я и не желала, чтобы он это делал. — Этот Джейми… Кто он?

Я прерывисто вздохнула. Доктор взял мою другую руку, все еще пытаясь прощупать пульс, и меня охватило паническое чувство, как будто эти двое удерживали меня в плену. С большим трудом я переборола это ощущение и заставила себя говорить спокойно.

— Джеймс Александр Малкольм Маккензи, — сказала я, проговаривая слова с расстановкой, так, как произносил их Джейми в день нашей свадьбы, когда впервые сообщил мне свое полное имя.

Это воспоминание вызвало новый поток слез, и я, поскольку меня держали за руки, утерла их плечом.

— Он был горцем. Его у–убили при Куллодене.

Бесполезно. Я снова зарыдала, слезы ничуть не облегчали рвавшееся из меня горе, но были единственной возможной реакцией на невыносимую боль. Я слегка подалась вперед, пытаясь оградить от всего чуждого крохотную неощутимую жизнь в моем чреве, то единственное, что осталось мне от Джейми Фрэзера.

Фрэнк с доктором обменялись взглядами, суть которых я поняла лишь отчасти. Конечно, для них Куллоден — дела давно минувших дней. А вот для меня эта битва произошла всего два дня назад.

— Может быть, нам следует дать миссис Рэндолл немного отдохнуть? — предложил доктор. — Похоже, она несколько расстроена.

Фрэнк перевел неуверенный взгляд с доктора на меня.

— В общем, она действительно кажется расстроенной. Но мне на самом деле хочется узнать… Что это, Клэр?

Поглаживая мою руку, он наткнулся на серебряное кольцо на безымянном пальце и наклонился, чтобы рассмотреть его. Это было то самое кольцо, которое Джейми подарил мне к нашей свадьбе: широкое, плетеное, со звеньями в виде крохотных стилизованных цветков чертополоха.

— Нет! — в испуге закричала я, когда Фрэнк попытался снять его с моего пальца.

Я отдернула руку, прижала ее, сжатую в кулак, к груди, обхватив вдобавок левой рукой, на которой тоже было кольцо — золотое обручальное кольцо Фрэнка.

— Нет, ты не имеешь права забрать его, я тебе не позволю! Это мое обручальное кольцо!

— Но послушай, Клэр…

Договорить Фрэнку не дал доктор, который обошел кровать, остановился рядом с ним и зашептал что–то ему на ухо. Я уловила всего несколько слов: «Не беспокойте свою жену сейчас… Шок».

Фрэнк снова поднялся, а доктор, решительно подталкивая его к выходу, по пути кивнул одной из сиделок.

Очередная волна печали накрыла меня с головой так, что я почти не ощутила прикосновение шприца и едва разобрала прощальные слова Фрэнка.

— Ладно. Но, Клэр, я все равно узнаю!

А потом наступила блаженная темнота — я погрузилась в долгий, долгий сон.

Роджер наклонил графин, наполнил стакан до половинной отметки и с легкой улыбкой вручил его Клэр.

— Бабушка Фионы всегда говорила, что виски помогает от любых хворей.

— Да уж, лекарство не из худших.

Клэр взяла стакан и ответила ему такой же легкой улыбкой. Роджер налил и себе, а потом сел рядом с ней, отпивая виски маленькими глотками.

— Знаете, я пыталась отвадить его, — сказала она вдруг, опустив стакан. — Фрэнка. Говорила, что независимо от того, как ему видится произошедшее, он не может испытывать ко мне прежние чувства. Я сказала, что дам ему развод, он должен уйти и забыть обо мне — продолжать жизнь, которую уже начал строить, пока меня не было.

— Но он на это не согласился, — откликнулся Роджер. С заходом солнца в кабинете сделалось ощутимо прохладнее, и он, наклонившись, включил старый электрический обогреватель. — Потому что вы были беременны?

Клэр бросила на него острый взгляд, но потом криво усмехнулась.

— Да, поэтому. Фрэнк заявил, что только подонок способен бросить беременную женщину фактически без средств. Особенно, — иронически добавила Клэр, — если связь с действительностью у этой женщины явно слабовата. Нельзя сказать, что у меня совсем не было средств, — мой дядя Лэм оставил мне небольшие деньги, — но и Фрэнк определенно не был подонком.

Она перевела взгляд на книжные полки. Там бок о бок стояли исторические труды, написанные ее мужем. Корешки книг поблескивали в свете настольной лампы.

— Он был очень порядочным человеком, — тихо сказала Клэр и, отпив маленький глоток, закрыла глаза, чувствуя, как пары алкоголя проникают в мозг. — А потом… он узнал или заподозрил, что не может иметь детей. Настоящий удар для человека, занимающегося историей и генеалогией. Вы должны понять: он ощутил себя выпадающим из исторического процесса.

— Да, я понимаю, — медленно произнес Роджер. — Но разве он не чувствовал… я хочу сказать, ведь это ребенок от другого человека?

— Наверное, чувствовал. — Она взглянула на него своими янтарными глазами, слегка затуманенными виски и воспоминаниями. — Но поскольку он не поверил, не мог поверить в то, что я рассказала о Джейми, отец ребенка оставался, по сути, неизвестным. Если он не знал, кто этот человек, и убедил себя в том, что я тоже этого не знаю, а просто придумала фантастическую историю после травматического шока, — что ж, тогда никто не мог заявить, что это не ребенок Фрэнка. И уж конечно не я, — добавила она с оттенком горечи.

Клэр сделала большой глоток виски, чуть не поперхнулась и украдкой смахнула выступившие слезы.

— Но чтобы никаких отцов уж точно не объявилось, он увез меня подальше. В Бостон. Ему предложили хорошую должность в Гарварде, где нас никто не знал. Там и родилась Брианна.

Капризный плач снова вырвал меня из сна. Я легла спать в шесть тридцать, после того как пять раз за ночь вставала к ребенку. Бросив на часы затуманенный взгляд, я увидела, что сейчас семь. Из ванной доносился шум льющейся воды и бодрый голос Фрэнка, напевавшего «Правь, Британия».

Я лежала в постели, руки и ноги от усталости казались свинцовыми, и все мысли были о том, хватит ли у меня сил вынести этот плач, пока Фрэнк не выйдет из ванной и не принесет мне Брианну. Но тут малышка как будто догадалась, о чем я думаю, и заверещала совсем уж отчаянно, пугающе захлебываясь криком. Я отбросила одеяло и вскочила на ноги, подталкиваемая паникой, схожей с той, которую испытывала во время воздушных атак во время войны.

Прохладный коридорчик привел меня в детскую к трехмесячной Брианне, лежавшей на спинке и оравшей во всю мощь своих младенческих легких. От недосыпа я плохо соображала и не сразу вспомнила, что оставляла малютку лежать на животике.

— Радость моя! Ты перевернулась! И сама? Перепуганная своим смелым поступком, Брианна замахала розовыми кулачками и заорала еще громче, плотно закрыв глаза.

Я схватила ее, поглаживая спинку и приговаривая в покрытую рыжим пушком макушку: