Читать книгу - "Возраст Суламифи - Наталья Миронова"

У Климова накопилось много опыта подобного рода. Взять, к примеру, икру. Он ездил за границу и на первых порах, пока был молодым и неопытным, возил в подарок икру. Оказалось, что многие ее не любят. Не все, но многие. Ее вежливо открывали, ставили на стол, после чего Климов доедал ее сам. Не пропадать же! Он усвоил урок и перестал привозить. Вот и сейчас на всякий случай спросил у Арне, не хочет ли тот икры, и, получив отказ, успокоился.

Его взгляд то и дело возвращался к Лине. Он все ломал голову: что в ней такое есть? И нашел только один ничего не объясняющий ответ: «Цепляет».

Тот из троичан, который никак не хотел от нее отстать, хотя вроде бы понял, что ему не светит, заговорил ненатурально игривым голосом (мол, спрашиваю-то я одно, а на уме-то у меня совсем другое, мы же с вами понимаем):

– Скажите, Линочка, а артист Полонский вам не родственник?

– Это мой отец, – ответила Лина.

Климов заинтересовался, прислушался.

– Да что вы говорите! – притворно изумился ловелас из Троицка. – А чего ж он больше не снимается? Такой хороший артист был!

– Он перешел на продюсерскую работу.

– Надо же, какая жалость! А Нелли Полонская вам, стало быть, мать?

– Стало быть, – сухо подтвердила Лина.

Троичанин начал было восторгаться, какая у нее мать красавица, но Лина его прервала:

– Извините, наш разговор неинтересен гостю.

– Ну почему же! Вы ему скажите, что у вас родители – кинозвезды!

– На Западе не знают наших кинозвезд. Никому они не интересны. Лучше вы спросите его, не родственник ли он кому-нибудь из Нюквистов.

– А кто такие Нюквисты? – оторопел инженер из Троицка.

– Их много. Свен Нюквист – знаменитый шведский кинооператор. Последний фильм Тарковского снимал. Гарри Нюквист – тоже швед, правда, в Америку уехал, специалист по информатике. А Микаэл Нюквист – актер. С Томом Крузом снимался. «Миссия невыполнима – 4».

– Так то шведы, а он норвег.

– Норвегия до 1905 года была Швецией, – сказала Лина.

Арне как раз оживился, услышав свою фамилию, и она перевела ему разговор. Он радостно закивал, но признался, что ни одному из прославленных Нюквистов он не родственник. Разве что самый дальний – норвежской писательнице Герд Нюквист. Никто из присутствовавших за столом ее не читал, но Лина сгладила неловкость. Зато Арне сказал, что его имя означает «орел», а название его фирмы – «Торкетилл» – «котел Тора», а Тор в Норвегии – бог грома и молнии.

Лина все это передала по-русски.

– Нет, ты ему все-таки про себя скажи, – настаивал ее новоявленный ухажер, но тут уж Климов его осадил:

– Не приставай к девушке.

Когда все доели-допили, принесли счет. Арне Нюквист знаками показал, что платить будет он. Перед ним и положили кожаную папку с тисненой надписью «Приговор». Лина перевела. Арне захохотал. Он сунул в папку золотую карточку, попросил Лину передать, чтобы с этой карточки сняли десять процентов сверх счета – на чай, потому что у него нет русских денег. Лина перевела. Климов сказал официанту, что этого не нужно: на чай они сами дадут. Лина и это покорно перевела, присовокупив, что официанту так выгоднее. Арне не стал спорить.

Но пока они ждали возвращения карточки, сказал, что просит именно Лину заняться переводом всей технической документации и именно ее приглашает в Норвегию, когда они будут подписывать официальный договор.

– Не могу вам обещать, – ответила Лина. – У меня семейные обстоятельства.

Сидевший рядом Климов уловил слово «family» (семья), но так и не понял, в чем дело. Что ее – родители не отпустят? Она уже взрослая. Но он решил не мучиться над непонятным вопросом, оставить на потом.

Арне проводили до «Савоя», парни из Троицка отправились в свою, куда более скромную, гостиницу, а Климов распахнул дверцу машины перед Линой.

– Спасибо, я сама доберусь.

– Сказал, подвезу, значит, подвезу. Я с вами еще не расплатился, между прочим. В машине рассчитаюсь. Вы где живете?

– На Ордынке. Да я на метро быстрее доеду!

– Нет уж, садитесь.

Он сел рядом с ней сзади, назвал шоферу адрес.

– Как вы ухитрялись его понимать – ума не приложу, – признался Климов уже в машине. – У него сплошная каша во рту.

– Это еще что, – отмахнулась Лина. По голосу было слышно, что она устала, но улыбается. – Я однажды на книжной ярмарке работала с индусами, вот это был конец света. У них уже язык особый выработался – хинглиш.

– Хинглиш? – озадаченно переспросил Климов.

– Хинди плюс инглиш получается хинглиш.

– И как же вы справлялись?

Она пожала плечами.

– Иногда просила написать, что они хотят сказать. Да, и до такого доходило. Один меня замучил словом «шурум». Я никак понять не могла: что за «шурум» такой? Это было давно, я только начинала, еще неопытная была.

– «Рум» – это «комната», – похвастал своими гигантскими познаниями Климов.

– А «шу» – это «ботинок», – подхватила Лина. – Вот я и думала: может, он мусульманин? Может, ему нужно помещение, где можно обувь снять и помолиться? Но по контексту не подходило.

– А что же это было?

– Оказалось, что это «шоу-рум» – выставочный зал.

Климов засмеялся.

– Вам смешно, а попробовали бы сами помучиться! – Но Лина тоже смеялась.

– Что вы, куда мне! – замахал руками Климов. – Я английский столько лет учил, и все без толку…

– А где вы учили? Как? По какому учебнику?

– Я? По Бонку, – ответил Климов на самый легкий вопрос.

– Между прочим, Бонк – это женщина. Наталья Александровна Бонк.

– Да? Я не знал.

– Но учебник, по-моему, неудачный, – продолжила свою мысль Лина. – По нему много поколений училось, и никто языка толком не знает.

– А почему? – полюбопытствовал Климов.

– Потому что они идут к английской грамматике через русскую. Вы все время мысленно переводите с английского на русский и наоборот. Надо учиться мыслить по-английски.

– Это легко сказать, – вздохнул Климов, вспомнив, как кричала и ругалась на него частная преподавательница.

«Глагол-связка где? Какой предлог?» Глаголы-связки он забывал, в русском же нет никаких глаголов-связок! А в английском, хочешь задать вопрос – непременно тащи глагол «делать». Или «быть». А то и «иметь». «Where have you been?» «Где ты имел быть?» Тьфу ты, пропасть! С предлогами совсем беда. Ему все время хотелось сказать «in school» – «в школе». Как по-русски. Но почему-то полагалось говорить «at school». Преподавательница ужасно злилась. Даже матом его крыла. Она вообще была очень колоритная: высокая, рыжая старорежимная дама. Курила как паровоз, расхаживала по комнате, пока он отвечал урок, и всюду у нее стояли пепельницы, чтобы пепел стряхивать и сигарету тушить где придется.