Читать книгу - "Завоеватель сердец - Джорджетт Хейер"

Из глубины вороха одеяний донесся тонкий безжизненный женский голос:

– Милорд, меня создал дьявол, а не Господь Бог в неизреченной милости своей.

Герцог нахмурился.

– Что за кощунственные речи ты ведешь, женщина? – Вильгельм сделал знак рукой. – Подойди ближе и сними эти покровы. Ты показывала себя за деньги моим солдатам: теперь покажись и мне.

Она подошла к столу едва ли не вплотную, распространяя вокруг себя тошнотворный запах разложения и гниющего мяса. Эрл Гарольд внезапно поднес к носу салфетку.

– Теперь вы сами увидите, говорил ли я правду, монсеньор! – заявил Фитц-Осберн.

Отец женщины, непрестанно кланяясь герцогу, принялся разматывать грубые тряпки, скрывавшие бесформенную фигуру. Закончив, он отступил на шаг и гордо произнес:

– Вот такой она и была с самого рождения, милостивый господин.

– И единственной частью ее организма, которая обрадовалась этому, был ее живот, воскликнувший: «Хвала Господу, свой голод я могу утолять отныне двумя ртами!» – воскликнул Гале и ткнул своим шутовским жезлом эрла Гарольда. – Эй, кузен, тебя что, тошнит?

Эрл быстро вскочил на ноги и принялся нашаривать кошель, который носил на поясе. Он изменился в лице, когда женщина предстала перед ним обнаженной, и при виде ее мертвой половины, свисавшей набок и тянувшей ее к земле, желчь подступила к горлу Гарольда. Тело ее покрылась гнилостными язвами и струпьями; высохшие руки свешивались вниз, при каждом ее движении раскачиваясь из стороны в сторону; голова подпрыгивала и болталась, а плоть выглядела изъеденной червями и отваливалась от костей.

Эрл отбросил салфетку в сторону, словно сердясь на себя за то, что она ему вообще понадобилась, и подошел к женщине, положив ладонь на ее печальную живую голову.

– Да смилуется над тобой Господь, бедное создание, – мягко сказал он, вложив ей в ладонь кошель и сомкнув вокруг него ее безжизненные пальцы, после чего, не оборачиваясь, зашагал прочь.

Герцог смотрел ему вслед.

– Да, от ее вида его затошнило, но он смог заставить себя коснуться ее, преодолев собственное отвращение, – пробормотал Вильгельм. На краткий миг герцог встретился с Раулем взглядом. – В нем и впрямь есть величие. – Вильгельм повернулся к Фитц-Осберну. – Передай этой женщине кошель и от меня, Гийом. – Он окинул ее критическим взглядом. – Девочка моя, кажется, чистилище тебя ждет уже здесь, на земле. Ступай с Богом. – Глядя на удаляющуюся пару, Вильгельм коротко сказал: – Фу! Ну и запашок! Подай мне свою розу, Гийом. Какая влюбленная дурочка подарила тебе ее?

Фитц-Осберн, расхохотавшись, вытащил цветок из-под застежки, что удерживала на плече его мантию, и протянул цветок герцогу.

Вильгельм поднес розу к носу.

– Ты был прав, Рауль: зрелище действительно ужасающее, – заметил он.

Гале, уже некоторое время хранивший молчание и рисовавший в пыли какие-то фигурки, подняв голову, вперил взгляд в Вильгельма. Глаза его засветились неземным светом; на лбу выступил пот; чужим голосом шут произнес:

– Братец, ты только что видел загадку, разгадать которую у тебя не хватит мозгов.

– Что ж, разгадай ее для меня, шут, – отозвался Вильгельм, по-прежнему вдыхая чистый и сладкий аромат розы.

– Ты только что видел Англию и Нормандию, братец, две разные страны, но объединенные одним правителем; некогда обе были сильными и здоровыми, однако теперь одна умерла, гниет и разлагается, неподъемной ношей отягощая другую, которая пока еще в состоянии поддерживать ее своей силой и богатством.

– Чушь! – презрительно бросил Фитц-Осберн.

Герцог же не отрывал взгляда от бутона розы, которую держал в руке.

– Продолжай, друг мой Гале. И какая же из них, по-твоему, Нормандия?

Шут вытянул костлявый палец, и они увидели, что он дрожит.

– А ты разве не знаешь, братец Вильгельм? Не-ет, тебе это прекрасно известно, с твоим-то орлиным взором! Нормандия – это и есть та гниющая плоть, что вытягивает жизненные соки из Англии. Потому что Англия заберет у Нормандии все, что та может дать, и оставит ее увядать и умирать; ты сам это видел сегодня – да, и это увидят твои сыновья в грядущие годы, к своей неизбывной горечи!

У Фитц-Осберна отвисла челюсть; Рауль же во все глаза смотрел на герцога, который метнул на шута быстрый взгляд из-под насупленных бровей.

Воцарилось тяжелое молчание. Наконец Вильгельм отвел взгляд от лица шута.

– Да будет так, – размеренно проговорил он и вновь склонил голову к бутону розы, нюхая его.