Читать книгу - "Хищное утро - Юля Тихая"

людей; Роден знает обо всём этом что-то, но молчит; мальчишку, работавшего при Торге на рецепции, задушили в камере шёлковым шнурком. Наконец, кто-то просыпается в хищное утро, а волки задают колдунам плохие вопросы.

Ёши был прав: похоже, мы все измазались в дерьме по самую макушку.

Зато стало понятно, почему Става так резво нарекла Ёши важным свидетелем и была готова болтать без умолку: полиция вломилась в зал Торгов — но так ничего толком и не выяснила. Става говорила об этом с ожесточением и горячей злостью. Это была хорошая, верная ниточка, Става не рискнула ждать и подняла на уши Волчью Службу, — и это, по большому счёту, ничего не дало.

Лисам не удалось поднять в зале запахов: там была смонтирована мощная вытяжная вентиляция, и запах Тибора Зене ещё можно было уловить, а более ранние — совсем размылись. В планах и гроссбухах, в объявлениях и ценниках — решительно нигде чернокнижники не пользовались настоящими именами, только прозвищами и номерами почтовых ящиков. Именные списки наверняка где-то существовали, но они, как и личности членов загадочного внутренного совета и особенно некого Того Самого, его главы, оставались в секрете.

Служащий рецепции был безвозвратно мёртв, а Жёлудь легко согласился давать показания, но толком ничего не знал.

В отличие от Ёши.

Вообще говоря, Ёши был примерно в том же положении, что и этот Жёлудь: всего лишь один из торговцев, арендовавших на Торге стол. Разница была в том, что для Жёлудя знакомство с чернокнижником было способом продать свои таланты, а для Ёши — наоборот.

— Озора не узнала никого, кроме Тибора Зене, — Ёши сидел в кресле, сцепив руки на коленях и не поднимая головы.

— Это странно, вообще говоря, — перебила Става, задумчиво пережёвывая губу. У неё было такое лицо, будто она перемножала в уме четырёхзначные числа. — Ладно крысиные хвосты, но Тибор должен был знать, что ваши предки любят поболтать! И после этого он всё равно допустил тебя на Торг?

Я невесело усмехнулась. Должно быть, Става считала, что в том, как являются предки, есть какие-то правила или, может быть, логика. Но, по правде, даже спиритуалисты Аркеацы не могли объяснить внятно, почему они приходят и говорят то, что говорят. Иногда предки могли сообщить что-то такое, о чём не мог бы знать никто из живых, и их слова подтверждались; а иногда повторяли одни и те же слова, как Меридит с её вечной песней про достойное воспитание. Признаться, я не слишком интересовалась этим вопросом, хотя мои отношения с предками были, пожалуй, заметно теснее обычного, — насколько вообще об этом можно судить с учётом того, что тема эта была священной до неприличия.

— Харита спрашивала, является ли мне сестра. Я сказал: нет. — Ёши пожал плечами. — Так вот, я пытался пообщаться с Тибором, но он был очень закрыт. Зато Хавье Маркелава живо цитировал Лаалдхаагу…

Прошлым летом после очередного покерного вечера мужчины курили и обсуждали всякое ко взаимному удовольствию, а Ёши — то ли под влиянием момента, то ли по тонко придуманному плану, — предложил достойным господам узнать свои отражения.

Принесли зеркало, Ёши расставил неклассические статуэтки и взялся за лампу, а после ритуала с удовольствием обсудил с Хавье и нумерологию, и сакральную геометрию Луны, и амулеты «на удачу», которых на тот момент не существовало ещё даже в проекте.

Через несколько недель Ёши арендовал стол, стал чаще посещать встречи при университете и называть Хавье близким другом. Он продиктовал Ставе добрых четыре десятка имён с краткими пояснениями; список чернокнижников он вёл в личном дневнике, я приняла его за список карточных долгов. Там были и колдуны, и двоедушники, примерно поровну.

В ту субботу, когда мы с Ёши не сходили в планетарий, Хавье Маркелава туманно выразился о некой «закрытой встрече». Но Ёши туда в последний момент не пригласили, и в этом ему виделся дурной знак.

— Шпион из тебя так себе, — сморщила нос Става, переписывая в свой блокнот имена и фамилии. Некоторые из них она обводила, но причины этого не были мне ясны. — За целый год можно было бы и…

— Следи за языком, — оборвала её я.

А Става разулыбалась и умилённо сложила руки на груди:

— Ой, такие вы сладкие, я не могу!..

Сердиться на неё стало решительно невозможно.

— Мне кажется, я предаю кровь, — растерянно сказала я, когда Става, наконец, ушла.

Ёши глянул на меня искосо и каркающе рассмеялся.

— Ты?! С чего бы предаёшь — ты?!

И, наверное, он был прав. У Ёши было достаточно времени, чтобы смириться и с тем, что колдуны, очевидно, замешаны в чём-то грязном, и с несовершенством мира в целом. А я смогла только вяло пожать плечами и спрятать лицо в ладонях.

lxii

Ночью мне снова снились кошмары: густые, гулкие, наполненные далёким звуком воды и темнотой.

Зато утро выдалось ясное, по-весеннему влажное и звучащее звенящим предвкушением чего-то светлого. Малышка измазалась в опилках с ног до головы; я курила, выпускала дым вверх, а ещё мерно работала щёткой, стряхивая пыль и мусор с щербатой металлической спины.

Всё началось ведь — не сегодня и не вчера; я просто пыталась всё это время считать, будто это — и правда не моё дело. Убийства и запретная магия были где-то там, на фоне; они раздражали тем, что отвлекали от дел, и вместе с тем — ничего особенно не трогали внутри.

А теперь вдруг всё это стало ужасно личным, а от того — оглушающе громким.

Мой отец был чернокнижник: это был непреложный факт реальности, затверженный с детства. Смешно, но для Старшей Бишиг, бесконечно занятой отмыванием родовой репутации и разборками с Комиссией, я очень мало знала о папиных разработках.

Ему хотелось менять не чары в материи, но мысли живых. Он занимался акустикой и научился, кажется, заставлять людей говорить то, что ему было нужно. Бабушка упоминала между делом, что Барт был учёным, увлечённым самой идеей; он пытался показать свои наработки Конклаву, но даже для довольно свободных колдовских нравов это было перебором.

Папа отрёкся от Рода, в чём-то поклялся и уехал. Я толком всего этого не помнила, потому что ничего в этом всём тогда ещё не понимала. Он не пытался связываться с семьёй и вообще, кажется, забыл о нашем существовании; он стал чужим и решил создать свой собственный, отдельный Род. Переселившись в столицу, Барт стал работать на всяких далёких от закона личностей, делал подложные документы и брал в оплату