Читать книгу - "Пурпурные кружева - Линда Френсис Ли"

Морган прислонился к стене и тоже обратился в слух.

– …несмотря на указанный пункт завещания и несмотря на ваши заявления о том, что вы любите своих племянниц и племянника, мисс Блэкмор, – произносил нараспев судья, – суд считает, что в целях наилучшего обеспечения интересов детей следует передать их под опеку мистера и миссис Вестфорд.

После оглашения решения суда по залу пронесся гул, зрители закивали в знак согласия. Моргана охватила ярость, когда он увидел довольные лица зевак и поникшие от горя плечи Лили. Значит, все-таки поражение. Грудь Моргана сжалась от боли. Решающий момент наступил.

– Вы совершаете ошибку! – Громкий возглас Моргана заглушил шум людских голосов.

На какое-то мгновение зрители, пораженные услышанным, замолчали. Затем зал снова загудел, как растревоженный улей, и все, кто в нем находился, с удивлением повернулись к Моргану. Он увидел Эдит Мэйхью и Уинифред Хедли. Морган готов был поклясться, что обе эти женщины имели самое непосредственное отношение к решению, которое только что огласил судья.

Морган спокойно выдержал обвиняющие взгляды толпы и прошел вперед.

– Что вы сказали? – потребовал объяснений судья, и его темные глаза сузились от гнева.

– Я сказал, что вы ошиблись насчет Лили Блэкмор. И при вынесении решения по ее делу вы допустили несправедливость. – За спиной Моргана раздались возмущенные крики, но он продолжил: – Поводом к этому судебному разбирательству послужила статья – газетная статья, в которой нет ни слова правды.

– Но почему вы считаете, что имеете право заявлять подобное? – с раздражением спросил судья.

Морган отвел взгляд от судьи и посмотрел на Лили. Как мучительно больно было отвечать на этот вопрос! Ведь ответом он должен разрушить свое будущее, в то время как больше всего ему хотелось бы уничтожить прошлое и начать жизнь сначала. Но Морган никогда не уходил от ответственности за свои поступки. Не собирался делать этого и сейчас.

– Потому что я сам написал ее.

Взглянув на Лили, Морган подумал, что до самой смерти не забудет, какие чувства вызвало у нее его признание. Сначала на ее лице появилось недоумение, словно она подумала, что ослышалась. Потом в ее глазах отразилось нечто похожее на озарение, будто наконец частички головоломки, над которой она долго и безуспешно билась, чудесным образом обрели свои места. Затем появилась боль. Мучительная, безысходная боль! И глаза ее медленно погасли.

Внезапно Морган вспомнил, как она сказала, что все рано или поздно предают ее. Тогда он возразил ей, желая убедить, что уж он-то совсем другой. И вот теперь подтвердил ее правоту.

Лили отошла от барьера и ухватилась за спинку стула. Однако она не стала садиться, а так и осталась стоять – непреклонная и решительная. Морган был уверен, что сейчас она говорит себе, что способна выдержать и это. Что не может позволить себе быть слабой. Что ей и дальше предстоит жить, полагаясь только на себя.

Как бы ему хотелось броситься к ней, заключить в объятия и умолять о прощении! Но он понимал, что не может рассчитывать на снисхождение Лили и даже не вправе просить ее об этом.

Потому что он не заслуживал прощения.

– Я к вам обращаюсь, сэр. – Голос судьи заставил Моргана отвлечься от мрачных мыслей. – Я хочу знать, о чем вы, черт возьми, говорите?

– Я репортер из «Нью-Йорк таймс», сэр, и занимаюсь журналистскими расследованиями. Под видом ремонтного рабочего я проник в дом мисс Блэкмор для того, чтобы… узнать правду о некоторых ее знакомых… о тех, кого она считает своими друзьями.

– «Нью-Йорк таймс», вы сказали? – переспросил судья.

– Да, сэр.

– Так, значит, вы тот самый человек, который выдвинул обвинение против Боути Скотти?

Лицо Моргана выразило удивление:

– Да, сэр.

– Ну, тогда ты – чертовски хороший журналист, сынок.

– Спасибо, но…

– Никаких «но»! Всем известна ваша честность и неподкупность. Вы всегда говорите правду. А теперь получается: вы пришли сюда, чтобы заявить мне о моей ошибке? – гневно спросил Хартуэл.

– Да, сэр, так и есть. Но ошиблись не только вы. Я сам переступил порог Блэкмор-Хауса с готовыми обвинениями. И долгое время пренебрегал всем, что шло вразрез с моими первоначальными представлениями о Лили Блэкмор.

– О Боже, в это просто невозможно поверить! Более странного заявления мне не приходилось слышать за всю мою жизнь. Почему вы решили сделать его?

– Потому что я люблю эту женщину. Я полюбил ее с того самого мгновения, как впервые увидел. Но я был слишком горд, чтобы признать это сразу. Я был в курсе всего, что о ней говорили. И как же я – известный всем поборник справедливости и нравственности, – в голосе Моргана отчетливо прозвучали насмешка и ирония, – мог полюбить женщину с погубленной репутацией? – Он с отчаянием покачал головой. – Я думал, что Лили Блэкмор ведет беспутную, легкомысленную жизнь, что норм морали и нравственности для нее не существует. – Морган закрыл глаза, и черты его будто высеченного из мрамора лица исказила боль. – Но теперь я понимаю, что ошибался. Лили Блэкмор оказалась совершенно другим человеком, она не могла вести такую жизнь, поскольку эти самые нормы и правила, как путы, связывали ее по рукам и ногам и она не представляла, как от них освободиться. – Он обвел взглядом толпу. – Эдит Мэйхью, Уинифред Хедли и их многочисленные друзья и подруги постарались настроить судью против Лили Блэкмор, даже не потрудившись как следует узнать ее.

Эдит и Уинифред открыли рты от возмущения, а их лица залились краской, когда все присутствовавшие в зале удивленно повернулись к ним. Однако стоило Моргану продолжить, как всеобщее внимание опять переключилось на него.

– Теперь я отдаю себе отчет в том, что долго не хотел признавать правду. Я был так же слеп, как и общество, которое не желало видеть то, что лежало на поверхности. Но, встречаясь с Лили Блэкмор каждый день, постоянно наблюдая за тем, как она общается с детьми, я был вынужден признать очевидное: она добра и высоконравственна. Она заботлива и честна. – Морган посмотрел на судью: – Общество раскрасило Лили Блэкмор пурпурной краской, в то время как ее настоящий цвет – это белоснежный цвет непорочной лилии. Неожиданно вперед выступил Роберт:

– Мистер Элиот прав, сэр. Наша тетя Лили – совсем не плохая женщина. Она ведет себя достойно и порядочно. Лучше, чем все, кто ее окружает.

– И она любит нас, – добавила Пенелопа, – а мы любим ее.

– Мы не хотим другой мамы, – смущенно произнесла Кэсси, но при этом слегка притопнула ножкой. – Нам нужна только тетя Лили!

Казалось, судья был поражен не менее, чем все, кто находился в зале суда. Через мгновение, однако, растерявшийся было Атикус Вестфорд бросился в атаку:

– Это какой-то абсурд! Вы не можете принять во внимание заявление этого… этого… представителя желтой прессы, – воскликнул он язвительно, – или слова неразумных детей! Разве сами они знают, что для них лучше?!