Читать книгу - "Клуб грязных девчонок - Алиса Валдес-Родригес"

– Сделай тише, большой дурак! – закричала девочка-подросток. Ее грубый английский может однажды спасти ее на улице, но не принесет приличной работы, не позволит поступить в колледж и даже закончить среднюю школу. Она заткнула свободное ухо: хотела лучше слышать, что говорит ей приятель.

– Иди к себе! – приказал племяннице Амаури. – И оставь в покое телефон. Ты слишком много треплешься. – Он отобрал аппарат, изобразил строгость, что-то проговорил в трубку и нажал отбой.

– Что ты сделал? – Девочка ухватила его тонкими ручонками с золотыми браслетами, длинными наманикюренными ногтями и золотыми кольцами на каждом пальце.

– Я что тебе велел? Никаких мальчишек. Ты еще слишком маленькая. Больше думай о школе. – Амаури говорил по-испански, она – по-английски.

– Ненавижу тебя! – Девочка пыталась отобрать у него телефон, но Амаури держал его высоко над головой.

– Ты что, не слышала? Иди в свою комнату! Племянница повиновалась, но так злобно посмотрела на дядю, что ее взгляд запомнился мне надолго.

– Ты всегда с ними так строг? – спросила я по-английски.

– Это не нравится мне здесь больше всего, – ответил Амаури по-испански. – Стоит поднять на ребенка руку, как тебя тут же упекают в тюрьму. В Санто-Доминго все дети с понятием. А здесь они не питают ни к кому никакого уважения, потому что их никто не учит.

– Битьем ничему не научишь, только посеешь страх, – возразила я. – А чрезмерная строгость вызывает у подростков только сопротивление.

– Значит, вот здесь я и живу. Нравится? – Я ценила в Амаури то, что он никогда не спорил и не дулся. Спускал все на тормозах – пусть каждый остается при своем мнении.

– Очень мило.

– Пойдем сюда. – Он провел меня в переднюю спальню, крохотную комнату, куда умудрились забить три двуспальные кровати. – Я живу здесь с Освальдо и Джонатаном. Полагаешь, это мило?

Я так отнюдь не полагала. Комната показалась мне тесной, мрачной, но опрятной. В углу были свалены книги на испанском языке. Вообще вся квартира была хорошо ухожена и отделана по возможностям семьи, наполнена теплыми запахами вкусной еды на плите и музыкой.

– Могло быть куда хуже, – ответила я.

– Не думай, что нам здесь плохо. Эти дети явились из такой дыры, что здешняя квартира кажется им дворцом. Ничего другого они не видели. Никогда не бывали в таких домах, как у моих клиентов в Ньютоне. Или в таких квартирах, как у тебя.

Мы вернулись в гостиную. Вскоре там появилась Нэнси в полистироловой форме охранника. Мокрые волосы прилипли к голове.

– Я пошла, – устало вздохнула она и побренчала ключами. И громче крикнула Куке: – Слышишь, я пошла! Ya me voy.

Когда дверь за Нэнси закрылась, Амаури объяснил, что сестра работает в двух местах – бегает с одного на другое каждый день, кроме воскресенья. С утра убирается, заскакивает на часок домой, потом сидит охранницей в Северо-Восточном университете и освобождается только к полуночи. Муж занят не меньше ее. Но Амаури тем не менее приходится покупать им мебель и еду.

– И еще я помогаю с квартирной платой. Понимаешь, о чем я? Эта страна безжалостна.

– Господи!

– В свободное время Нэнси изучает компьютеры. И английский. Но их постоянно нет дома – это плохо для детей. Некому, кроме Куки, учить, что хорошо, что плохо. Поэтому я с ними так строг. – Амаури закатил глаза и перешел на шепот. – Кука – свекровь Нэнси и немного того. – Он покрутил у виска пальцем.

Появился Освальдо с пустой коробкой из-под изюма. Заднюю часть он разодрал, чтобы прикрепить к поясу только что надетых штанов. Мальчику было не больше восьми. Он переступил порог и стоял перед нами, широко улыбаясь. Освальдо воображал, что коробка из-под риса – пейджер, и снял ее с пояса точно так же, как это делал его дядя. Que lo que. – Теперь он играл в телефон и положил крохотную ручонку на крохотную ширинку.

Амаури вырвал у него коробку и отшвырнул в сторону. Затем присел, чтобы его глаза оказались на уровне глаз племянника.

– Никогда так не делай! Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не подражал мне? Ты понял меня? Где твоя домашняя работа?

Освальдо рассмеялся и убежал, сыпля английскими ругательствами. Было слышно, как он хлопнул дверью спальни. Амаури сел на диван, поставил локоть на бедро и оперся подбородком о ладонь.

– Теперь видишь, что и как? Что мне прикажешь со всем этим делать? Они считают меня крутым. Я всеми силами скрываю это, но они понимают, чем я занимаюсь. Третьего дня этого самого Освальдо выгнали с уроков за то, что он играл в торговца наркотиками. Учитель поймал его с пакетом стирального порошка. Освальдо воображал, что это кокаин. А в школе решили, что он в самом деле продает наркотик первоклашкам. Такое уже случалось, сказал учитель.

– Господи!

– Вот так. – Амаури откинулся на диване, положил руки за голову и тяжело вздохнул. – Иди сюда. – Я послушалась. Мы сидели на диване его сестры и слушали музыку, пока Кука не позвала всех к обеду.

Мы расположились за шатким столом на холодной кухне и ели с совершенно не подходящих к месту пластмассовых тарелок. Кука приготовила mofongo, мешанину из залепухи, мясо с чесноком, нечто вроде фрикасе из жирной курятины с белым рисом и красной фасолью. Еда была восхитительной, и Амаури, проглотив несколько кусков, как будто отмяк. Дети стали рассказывать ему о своих делах, а девочка-подросток сообщила, что намерена испытать себя в школьной пьесе.

– Это хорошо, – похвалил он и спросил: – Ты прочитала книгу, которую я тебе дал?

– Нет еще.

– Почему?

– Занята.

– Была занята, – поправил Амаури.

– Заткнись, – огрызнулась она. Мне были вполне понятны ее чувства.

Амаури посмотрел на девочку с сомнением и закончил трапезу. Когда все поели, девочка убрала со стола и начала мыть посуду над раковиной под струйкой холодной воды. Когда она отворачивала кран, прежде чем ожила труба, из стены раздался звук, способный разбудить и покойника. Я предложила помощь, но Амаури одернул меня:

– Пойдем отсюда.

На лестнице мы столкнулись с мужем Нэнси, он вернулся с первой работы, где служит механиком. Он выглядел таким же усталым, как и его жена. Поздоровался со мной и поковылял наверх.

– Сколько лет твоей сестре? – спросила я Амаури, когда мы сели в машину.

– Двадцать восемь.

– Неужели? Моего возраста. А выглядит на сорок.

– Да.

– А детям?

– Девочке четырнадцать, а ребятам восемь и десять.

– Она родила, когда ей было четырнадцать?

– Обычная история в Санто-Доминго.

– Господи! От одного мужчины?

– Господи! – передразнил он меня. – Не от одного.