Читать книгу - "Коварная одержимость - С. Массери"

Мы все вскакиваем с мест, толкая друг друга, и я надеваю шлем и капу. Я оставляю телефон в сумке, надеясь, что Аспен просто опаздывает, но в то же время понимая, что это может оказаться не так.

Мы выходим на лед, и моя клюшка кажется мне чужой. Я опускаю на нее взгляд и замечаю, что она обмотана не той лентой. К тому же она слишком короткая.

Чью клюшку я взял?

Я спешу к скамейке запасных, чтобы отдать чужую клюшку менеджеру экипировки.

– О’Брайен, какого черта ты творишь? – рявкает тренер.

Однако менеджер по экипировке уже протягивает мне запасную клюшку, и я отмахиваюсь от Роука.

Когда начинается игра, мое настроение ухудшается. Я не могу сосредоточиться на происходящем, и в итоге наши соперники легко обходят меня. Кто-то толкает меня к стеклу, и я ударяюсь лицом, прокусывая щеку. Кровь наполняет мой рот, и, отталкиваясь от стекла, я пытаюсь догнать нападавших. Сплевывая кровь, я устремляюсь вперед и, заметив игрока, который перехватил контроль над шайбой, меняю угол атаки. Этот прием напоминает тот, который использовал против меня Джейкоб на тренировке. Он отлично работает, пока я не понимаю, что противник уже отдал пас, а я даже не успел его коснуться. Чем больше я отвлекаюсь, тем сильнее злюсь.

Как она могла так поступить?

Я снова оглядываю трибуны, и мой взгляд поднимается к апартаментам под номером двенадцать. Но все, что я вижу, – это женщину в платье, стоящую у окна. Может быть, это мать Аспен.

Толпа взрывается ревом, а затем наступает тишина, которая следует за голом соперников. Я резко поворачиваю голову и вижу, как Майлз поднимается на ноги и хмуро смотрит на меня, потому что это была моя ошибка.

Звучит свисток.

Я подхожу к скамейке и сажусь на нее раньше, чем кто-либо успеет мне что-то сказать. Чтобы избавиться от привкуса крови во рту, я набираю в рот немного воды.

Черт.

– В чем проблема, О’Брайен? – спрашивает тренер, останавливаясь у меня за спиной. – Я не видел, чтобы ты так глубоко погружал голову в задницу, с тех пор, как ты был первокурсником.

– Тренер, мне нужна всего минута, – говорю я.

– Уж надеюсь, – раздраженно отвечает он.

Он возвращается на свое место с планшетом под мышкой и смотрит на возобновившуюся игру. Однако мой взгляд прикован к стадиону, а точнее, к трибунам для фанатов. Я внимательно осматриваю один ряд за другим, чтобы убедиться, что на них нет Аспен, а затем снова поднимаю взгляд на апартаменты номер двенадцать. Без телефона я не могу точно сказать, выходила ли она из дома, но уверен, что что-то случилось. Мне хочется вернуться в раздевалку, чтобы проверить ее местоположение. Если бы я был Грейсоном, то принес бы сюда свой телефон и положил бы его рядом с бутылкой воды или еще какой-нибудь хренью.

Я напрягаюсь и замираю, но тут на скамейку рядом со мной садится Грейсон.

– Ну, выкладывай, – требует он.

– Аспен здесь нет.

– И ты волнуешься? – спрашивает Грейсон, глядя на трибуну, где сидят Вайолет и Уиллоу.

– Конечно, я чертовски волнуюсь. – Я смотрю на него со злостью.

Конечно, это несправедливо, ведь он не сделал ничего плохого. Но я начинаю злиться, ведь я предупреждал Аспен о последствиях ее отсутствия.

– Еще я зол и растерян.

Грейсон вздыхает и неожиданно достает свой телефон.

Видите, этот ублюдок всегда прячет его на скамейке запасных.

Он набирает сообщение, а затем убирает телефон обратно.

– Вот так.

– Что ты сделал?

– Вайолет найдет Талию, и мы узнаем последние новости.

Не знаю, насколько это будет полезно, но все же это лучше, чем просто сидеть и переживать.

Внезапно я чувствую непреодолимое желание вернуться на лед. Меня охватывает желание ударить кого-то или что-то, поэтому я окликаю одного из защитников и, когда он направляется к скамейке запасных, перепрыгиваю через ограждение. Мое внимание сосредоточено на шайбе, которая перемещается между игроками. Через несколько секунд я уже стою рядом с Майлзом, и он бросает на меня быстрый взгляд. Я киваю Родригесу, как бы говоря, что мы не дадим соперникам приблизиться к нашему вратарю. Затем мы оба двигаемся вперед, чтобы блокировать возможных соперников. Зрители громко аплодируют.

Теперь шайба у Грейса, который всегда был любимцем болельщиков, и мы с Родригесом наблюдаем за тем, как он отдает пас Ноксу, а тот уже Финчу.

Шайба возвращается к Грейсону, и он отправляет ее в ворота так быстро, что я не успеваю уследить за его движением. Она пролетает мимо вратаря как раз перед тем, как Грейсон получает удар в корпус. Я бросаюсь вперед и отталкиваю засранца, который атаковал Грейсона. Однако, кажется, это только ухудшает ситуацию. На нас нападает половина команды соперников, и наши игроки без колебаний вступают в бой. На мгновение мы все превращаемся в скопление людей, пытающихся причинить друг другу хоть какой-то вред. Но внезапно кто-то резко тянет меня назад, и я, скользя на коньках, вырываюсь из схватки. Майлз умело и методично выводит наших игроков из боя и каким-то образом обнаруживает в гуще схватки Грейсона и Нокса. Родригес уже выбрался из общей кучи тел и вытирает рукавом окровавленный нос. Судьи дают свисток и останавливают игру.

Мне требуется всего секунда, чтобы найти свою хоккейную клюшку. Удивительно, что я не потерял ни шлем, ни капу, но при этом чувствую боль на лице. Я чувствую легкое жжение в месте, где меня, должно быть, задел чей-то кулак или локоть, но это не помогает мне справиться с эмоциями, которые меня переполняют.

Пока судья разбирает, кто виноват, мы все покидаем лед. Я сажусь на скамейку рядом с Грейсоном, беру свою воду, и он делает то же самое, попутно проверяя свой телефон.

– Она нашла Талию, – сообщает он мне. – Но никто из них не видел Аспен. Твой отец собирался пойти к ней домой, чтобы узнать, там ли она.

– Спасибо, – говорю я, прочищая горло, и он хлопает меня по плечу.

– Не переживай об этом, сосредоточься на игре.

Глава 44

Аспен

От удара пол под моими ногами дрожит. Я понимаю, что прямо передо мной упало что-то тяжелое, но не могу открыть глаза и посмотреть, потому что мое тело словно весит миллион фунтов. Ужасно, что сознание вернулось ко мне первым. Невозможность двигаться просто убивает меня.

Внезапно я чувствую прикосновение к своему лицу, и мое веко приоткрывается. Я вижу размытую картинку обычной