Читать книгу - "Все девочки взрослеют - Дженнифер Уайнер"

— Ты уверена?

— Если ты этого хочешь, — ответила мама немного недовольно. — На мой взгляд, это платье слишком взрослое.

— А по-моему, прелесть, — возразила Макси.

— И это не награда за то, что ты сбежала из дома. — Мать присела напротив. — Надеюсь, ты понимаешь? Отец считает, что ты сама должна выбрать платье. И я ему это припомню, — пробормотала она.

Я влезла в платье и спиной вперед вышла из примерочной, подставляя маме молнию. Мама застегнула ее, положила руки мне на плечи, и мгновение мы стояли перед зеркалом. Мама с вечным хвостиком (в этот раз, по крайней мере, аккуратным) и я с кудрями. Она в черной рубашке и брюках-хаки и я в платье своей мечты. Мать вздохнула и обняла меня.

— Теперь ты счастлива?

Я кивнула. Мама набросила накидку мне на плечи и повернулась к продавщице, которая ждала, скрестив на груди руки.

— Заверните, — попросила она.

На следующий день в восемь утра мы вылетели домой. Самолет оторвался от земли, и мать достала книгу. Я вытащила пакет «Бэджли Мишка», полюбовалась и вернула на место. Когда мы набрали крейсерскую высоту — тридцать две тысячи футов, — мать засунула книгу в карман на переднем сиденье и повернулась ко мне.

— Нам надо поговорить.

— О чем?

— Если честно, не знаю, — улыбнулась мама. — Может, о том, почему ты решила поехать в Лос-Анджелес и отыскать давно пропавшего дедушку?

Я пожала плечами.

— Он был… просто ужасен.

Мне не хватало слов, чтобы описать его. Возможно, поэтому мама, тетя Элль и бабушка Энн использовали одни и те же фразы. «Не очень хороший человек» — слишком мягкое определение. «Жуткий» — уже лучше. «Жалкий» тоже подходит. И «старый». Мерзкий старикашка с альбомом фотографий детей, которые давно выросли и ничего о нем не знают.

— Он показал мне ваши детские фотографии, — сообщила я.

— Неужели? — удивилась мать.

— Твои, тети Элль, дяди Джоша и, наверное, других детей тоже. Рецензии на твою книгу. Статьи о тебе.

Судя по всему, мама не обрадовалась.

— Интересно, зачем?

— Я нашла кассету с ним у бабушки Энн.

— Видеокассету? — Мама была явно озадачена.

— Нет, обычную. Вы тогда были детьми. Он читал вам.

Мама кивнула. Ее лицо смягчилось.

— Читал. Когда мы с тетей Элль были маленькими.

— На кассете он казался таким хорошим… — У меня в горле застрял комок. — Совсем как папа. Но ты была права. Надо было тебя послушать. Как человек он явно не очень.

— Так было не всегда.

Мать сжала губы. Наверное, вспомнила нечто приятное: как отец водил ее на каток или учил плавать.

— Отец был потрясающим, вот что самое страшное, — медленно добавила она. Ее голос был робким, мягким, почти детским. — Он не всегда был ужасным. Сначала все шло чудесно. Он читал нам, водил гулять, учил нас.

— Кататься на коньках, — напомнила я. — И плавать.

— Да. И он любил нас… — Мама заморгала и отвернулась. — Отец так любил нас… Не знаю. Возможно, в нем просто что-то сломалось. Или наступил тяжелый кризис среднего возраста. Было так здорово, когда я слышала от него, что он мной гордится! Ведь это случалось очень редко…

Я видела, что мама тщательно подбирает выражения, хотя у нее донельзя острый язык! Она объясняет, что слова — ее инструменты.

— Бабушка Энн всегда нами гордилась, и мы ощущали ее поддержку. Но чувства отца оставались тайной. Поэтому, когда он мной гордился…

Мама скомкала в кулаке салфетку. Я взглянула на нее и отвернулась. Питер часто говорит, что гордится мной. В детстве он читал мне, и гулять мы с ним ходим. Я никогда не сомневалась, что он меня любит, и мать тоже, хотя иногда ее опека кажется смирительной рубашкой. Даже Брюс любит меня. Да, он сбежал в Амстердам. Но вернулся и сделал все, что мог.

— Мне не следовало обманывать тебя по поводу дедушки, — с трудом произнесла мама. — Прости. Я была не права. Мне казалось, будет лучше, если ты решишь, что дед забыл о тебе. Я собиралась открыть правду, когда ты подрастешь. Если тебе еще будет интересно.

Я подумала и решила: «Помирать, так с музыкой!» Еще одна мамина фразочка. Я наклонилась и вытащила «Больших девочек» из сумки миссис Мармер.

— О боже, — несчастно вздохнула мать. — Ладно. Во-первых, написала я ее в двадцать восемь лет, переживая тяжелый разрыв. В книге все преувеличено ради комического эффекта.

— Например, количество парней Элли?

Мама поморщилась.

— Да, это особенно. И, гм, злость и неуверенность в себе. И уязвимость, и мелочность. Все это выдумки.

Она невольно поморщилась.

— Не считая лишнего веса. Это, к сожалению, правда. — Мама помолчала. — И уязвимости. Однако имей в виду: я была девственницей в день своей свадьбы. — Мать снова взяла паузу. — Ладно, в день встречи с Брюсом. Кстати, тогда я была намного старше, чем ты сейчас. Что-нибудь еще?

Мама достала книгу из кармана на переднем сиденье.

— Ты хорошая мать, — сказала я.

Мама замерла.

— Правда?

— Самая лучшая, — заверила я.

Мамины плечи задрожали. Я решила, что она плачет. Но она собралась с силами и открыла книгу.

— Можно кое-что спросить? — продолжала я.

— Конечно. — Ее голос немного дрожал.

— Когда ты отправилась в Лос-Анджелес, в книге…

— Когда Элли отправилась в Лос-Анджелес, — чуть улыбнувшись, поправила мама.

— «Чтобы сбежать, — процитировала я. — Сбежать и родиться заново».

Мать закатила глаза.

— И я еще считала себя писательницей!

Я не обратила внимания.

— То, от чего бежала Элли… — Я помедлила и прошептала: — Это была я? Ты не хотела ребенка?

Вот он — корень зла, причина моего путешествия.

Мамины глаза наполнились слезами.

— Ах, Джой!

Она притянула меня к себе и погладила по кудряшкам. Я положила голову ей на грудь. Ее дыхание взъерошило мне волосы, когда она прошептала:

— Я бежала к тебе. Просто тогда еще этого не знала.

Примерно над Вирджинией я сообщила маме, что это Тамсин разболтала о Лайле Пауэр.

— Тамсин? — удивилась мама. — Тамсин Мармер? Твоя лучшая подруга?

— Она злилась на меня, — призналась я. — Вот почему так поступила.

— Замечательно, — пробормотала мать и глубоко вздохнула. — Ладно. Ничего не попишешь. Молоко пролито. Кто старое помянет, тому глаз вон. Если Бог закрывает окно, Он открывает постель.