Читать книгу - "Достоин любви? - Патриция Гэфни"

Когда она закончила, они попытались утешить друг друга.

— Дорогая моя, — повторял Себастьян, — о, моя дорогая…

— Но теперь все уже в прошлом, со мной все в порядке, — торопливо заверила его Рэйчел, когда Себастьян начал проклинать Уэйда, уверяя, что попадись ее муж ему в руки, дело не обошлось бы одной лишь кочергой.

Они долго лежали обнявшись, и постепенно Рэйчел начала понимать, что произошло: она открылась ему до конца, без остатка, и теперь Себастьян причинит ей боль. Они никогда ни о чем подобном не заговаривали, но ей почему-то казалось, что он тоже это понимает. Разве он мог не знать? Она пришла к нему с открытыми глазами, сознательно, не требуя обещаний, не надеясь на будущее. Себастьян не мог измениться и стать другим человеком, да и она не могла утверждать, будто заблуждалась на его счет. Она солгала, сказав ему, что счастлива. Но хотя ее жизнь превратилась в волшебный сон, Рэйчел не могла этим довольствоваться и почувствовать себя по-настоящему удовлетворенной. Вот так, наверное, актриса не может не ощущать внутреннего беспокойства, хотя пьеса, в которой она играет, идет с большим успехом. В один прекрасный день афишу сменят, спектакль вычеркнут из репертуара. Вот в такой же примерно день отношениям Рэйчел и Себастьяна должен настать конец.

Но пока еще он принадлежал ей. То, о чем она ему поведала, было чудовищно, и теперь, прижимаясь к нему в постели, она всем телом чувствовала, как он потрясен и расстроен. Свеча почти догорела, но на темных стенах и белом потолке все еще играли смутные отсветы. Было уже очень поздно; город погрузился в беззвучный сон, и окружающая тишина еще больше усиливала ощущение близости между ними в снятом на несколько ночей номере отеля. Рэйчел ласково гладила его руку, мощное плечо, она прижалась губами к груди Себастьяна, там, где билось сердце. На нижней террасе сада в Линтоне он открыл для нее страсть с ее взлетами и падениями, мучительными вопросами и столь же мучительно сладкими ответами. Еще один дар, еще одно пристрастие, которое ей придется преодолевать.

Но пока еще он принадлежал ей. Она чувствовала тепло его кожи, вздох, который он испустил, ощутив ее прикосновение, был полон желания. Нет, нельзя позволить, чтобы извращенная жестокость Рэндольфа отравила то, что было между ними. Но Себастьян не хотел делать первый шаг: жуткие подробности рассказанной ею истории ужаснули его, он стал чересчур осторожен и боялся лишний раз прикоснуться к ней. Поэтому Рэйчел взяла инициативу на себя — провела рукой по гладкой шелковистой коже на плече, туго натянутой твердыми как камень мышцами. А потом она ощутила его на вкус — солоновато-сладкий пот во впадинке у основания шеи. Потом губы. Потом ладонь и его длинные чуткие пальцы.

Себастьян попытался обнять ее и подмять под себя, но Рэйчел выскользнула из его объятий. Ей хотелось давать, а не брать. Она не могла выразить это словами, но попыталась показать ему, что она чувствует. Она хотела сама любить его.

— Он заставлял меня это делать, — прошептала она, опуская голову все ниже, так что ее волосы защекотали ему живот.

— Рэйчел…

— Я это ненавидела. Меня тошнило. — Его узкие сильные бедра были прекрасны, она сжала их ладонями и провела большими пальцами по выступающим бугоркам тазовых костей. Тонкая дорожка темных курчавых волос спускалась у него по животу до самого паха. Рэйчел лизнула ее языком.

— Рэйчел… Ради Бога, Рэйчел…

— Он говорил, что это полезно. Говорил, что ему это особенно нравится. А тебе нравится?

Себастьян прижимал стиснутый кулак ко лбу. Все, что он мог вымолвить, это ее имя.

Рэйчел припала губами к его напряженной плоти.

— Я чувствую на вкус нас обоих, — объявила она через минуту, и его кулак в беспомощном неистовстве с размаху опустился на простыню рядом с их телами.

Она знала все тонкости и ухищрения, которые могли доставить ему удовольствие, и при этом внимательно прислушивалась, следила, подмечала малейшие нюансы того, что с ним творилось.

Когда Себастьян понял, что больше не может этого вынести, он потянулся за ней, но Рэйчел опять ускользнула, не желая отдавать ему бразды правления.

— Ну же, давай, — прошептала она, в точности как он недавно шептал ей.

Она улыбнулась, взглянув в его ошеломленное лицо. Если только он не ослеп окончательно, он должен видеть, что она его любит.

— Не надо сдерживаться. Отдай мне всего себя, Себастьян. Я хочу тебя.

Она позволила ему взять себя за руку. Он стиснул ее до боли, едва не ломая кости, но вскоре мучительные тиски ослабели и разжались, из его груди вырвался стон неимоверного наслаждения. Задыхаясь, Себастьян оторвал голову от подушки и вновь бессильно уронил ее. Это повторилось дважды, говорить он не мог. Рэйчел почувствовала, как дрожат его напряженные мышцы, увидела, как все тело, там, где она к нему прикасалась, покрывается капельками испарины. Его пальцы замерли в ее волосах.

— Рэйчел, — выдохнул он с блаженным и бессильным стоном. — Это слишком. О Боже, Рэйчел…

Она прилегла рядом с ним, одной рукой обняв его за талию, и подумала: «Ну теперь и ты знаешь, каково это». Пусть знает. Когда настанет час расставания, они — по крайней мере на какое-то время — одинаково почувствуют горечь утраты.