Читать книгу - "Демонская кровь Маргариты - Ольга Александровна Ильина"

о своей семье, что мне стало завидно. У меня ведь нет никого, о ком я бы могла говорить с таким восторгом и любовью. Есть дед, который за столько лет даже не удосужился со мной познакомиться, отец — одно упоминание о котором вызывает внутри волну отвращения, и всего лишь воспоминание о тете Маргарите, на которую я так похожа. Ничто. Джулиан даже не представляет, как ему повезло — он не ведает одиночества.

Пока я предавалась грустным думам, маленький единорожка на тонких ножках, заметив, что на него больше не обращают внимания, осмелел настолько, что полностью высунулся из-за спасительного укрытия материнских ног и сделал первый, неуверенный шаг мне навстречу. Я снова умилилась, жадно разглядывая его. Он, как и другие единороги, был белоснежным, только грива была совсем коротенькой, создавая впечатление, что у лошадки ирокез, и рога не было, точнее, была небольшая шишечка посреди упрямого лба, напоминающего чем-то вожака.

— А он смелый, — заметила я, когда единорожка с опаской преодолел половину разделяющего нас расстояния.

— Ты ему понравилась. Может даже разрешит погладить.

— Думаешь? — с восторгом обернулась к собеседнику.

— Почти уверен.

— А ты?

— Мне нельзя. Единороги слишком светлые для нас. Но нам достаточно того, что позволяют приходить.

— Иногда эта мешанина кровей может быть весьма полезной.

— Да, иногда, — как-то странно ответил демон, а я заметила его заминку, и даже хотела спросить, но тут единорожка отвлек все мое внимание, приблизившись уже на расстояние вытянутой руки. Мне осталось только протянуть ее, но я опасалась пристального взгляда вожака, который перестал курсировать между другими единорогами и приблизился к нам, да и мама единорожки явно тревожилась, также напряженно следя за нами.

— Я не причиню тебе вреда, маленький, — громко сказала я, чтобы и взрослые услышали. Если уж они чувствуют ложь и зло, то в моих словах они ни того, ни другого точно не обнаружат. Малыш поверил и ткнулся в мою ладонь мордочкой. При первом прикосновении руку слегка кольнуло, как от статического электричества, но уже через секунду я с наслаждением гладила любопытную мордочку волшебной лошадки.

А через пять минут мы носились по полянке друг за другом, как два сумасшедших ребенка, и мне даже стыдно не было, ни перед кем. Единороги и вовсе расслабились и, кажется, даже улыбались, глядя на нас, Джулиан тоже улыбался, и во взгляде его было что-то такое… непередаваемо нежное. Я даже слегка остолбенела, когда увидела это выражение у него на лице, но тут единорожка чуть не сбил меня с ног, протаранив, как маленький барашек эти самые ноги.

— Ах ты, хулиган! — взвизгнула я, вернув телу равновесие, и погналась за шустрой лошадкой по изумрудному, опьяняюще пахнущему травяному полю. Правду говорят — в душе каждого из нас до самой смерти живет ребенок, и, играя с единорожкой, я этим самым ребенком побыла.

Когда мы вдоволь наигрались и вернулись к стаду и Джулиану, он сказал удивительную вещь:

— Доран разрешил тебе дать ему имя.

— Что?

— Единорогам имя дают люди — те, кого они посчитают достойными.

— Это огромная честь, — немного испуганно ответила я. И неудивительно. Вдруг я дам единорожке плохое имя, и сородичи будут над ним смеяться. Но глядя в темные глаза малыша, я уже знала, как его назову.

Когда-то в детстве мне нравился один мультик о маленьком храбром мустанге. Его звали Спирит — душа, храбрая душа.

— Спирит-Ветерок. Как тебе такое имя?

Единорожке понравилось, он весело заскакал вокруг меня и коснулся мордочкой моего лица.

— Доран доволен, ему понравилось имя.

— Тогда беги, Спирит-Ветерок, беги быстрее ветра.

Мне было грустно прощаться с этими чудесными созданиями, наблюдать, как они уходят все дальше и дальше, пока не остается только небо, трава, большой дуб и мы.

— Ну и как впечатления?

— Замечательные, — совершенно искренне ответила я и также искренне улыбнулась. — Спасибо. Я…

— Не надо благодарить. Для меня этот день тоже стал одним из лучших за много-много лет.

Он так это сказал, что мне снова стало неловко.

— Хочешь есть?

«Не то слово», — хотелось сказать мне, но я совершенно позабыла о словах, когда увидела большую корзинку со всякими вкусностями.

— Как ты…?

— Магия. В Тайном мире возможно все.

— Даже вытянуть из воздуха корзинку для пикника? — лукаво прищурилась я.

— И даже вытянуть покрывало, — с той же интонацией ответил Джулиан, и прямо на моих глазах вытянул это самое покрывало.

— Ты должен научить меня этому трюку. А то все мои эксперименты с магией заканчиваются разгромленным залом и съеденной одеждой.

— Съеденной?

— Ага, представляешь! Это такая забавная история. Вчера я решила поэкспериментировать с домовой магией и…

Пока я рассказывала о моих вчерашних злоключениях, поняла еще кое-что о недоступном и опасном Джулиане Ёзере. Он не только живой, но еще и умеющий слушать мою глупую болтовню с таким живейшим интересом, словно я ему пересказывала наиважнейшую информацию о котировках акций на их магической бирже.

— И представляешь — эти поганки вытолкали меня за дверь, — увлеченно рассказывала я, жестикулируя вилкой с нанизанной на нее помидориной. — Типа «сама натворила, сама и разбирайся». Ну, и мне пришлось разбираться. Толкнула речь ожившей технике, что сдам ее ученым на опыты.

— И подействовало?

— Еще как! Как шелковые стали. Мы хотели их сначала в подарок деду Лилиному отдать, но жалко стало. Не деда. Метелкой дядюшка Михей занялся, а Пиус пылесос дрессирует. Все при деле. Но девочкам-предательницам я еще отомщу, придумаю что-нибудь эдакое, — пообещала я, потряхивая вилкой, и вдруг случилось неожиданное, помидор, гад такой, взял, да соскользнул с вилки и попал прямо в грудь демона. В тот же миг я покраснела, как этот самый помидор, и не нашла ничего умнее, чем попытаться уменьшить ущерб, нанесенный его рубашке в виде большого мокрого пятна, да еще и штаны запачкались. Какой позор. — Прости, я…

Слова застыли в горле, когда он перехватил руку, и она словно заледенела. Неосознанно я попыталась ее выдернуть, думала — не даст, слишком напряженный был у него взгляд, но нет, разжал пальцы, отпустил, а мой страх вернулся. И волшебство этого чудесного дня вдруг исчезло, безумно меня расстроив.

— Ты как лесная лань, красивая, хрупкая, пугливая, — вдруг сказал он, но в голосе его было что-то еще, не обида, но близко.

— Здесь хорошо, — попыталась вернуть прежнее умиротворение, он тоже хотел попытаться:

— Мы можем часто сюда приходить.