Читать книгу - "Графиня Тьмы - Жюльетта Бенцони"

Талейран не собирался вновь обращаться к этой теме. Он покрутил головой, словно проверял воздух на свежесть, потом постучал концом трости по ботинку на больной ноге, как будто сбивая с него комья земли, прокашлялся и, приподняв плечи, обтянутые сюртуком из великолепного английского сукна, заявил:

— Кажется, похолодало, и раз уж мы обо всем договорились, будет лучше, если я верну вам свободу передвижений. Мне остается лишь пожелать вам счастливого пути… и уверить, что я не упущу вас из вида. Хотелось бы время от времени узнавать о вашей жизни. И о жизни этой девочки… А кстати, — он потыкал тростью в какой-то сорняк, — известно ли вам, кто отец ребенка?

— Нет. И я никогда не пыталась проникнуть в чужую тайну. Если вообще она существует.

— Что вы хотите этим сказать?

— У меня, конечно, нет доказательств и никакой

уверенности в моем предположении, но я почему-то думаю, что принцесса и сама не знает…

— Как это не знает? Было бы странно…

— Только не для девушки такой сложной организации, ослабленной долгим заточением и страданиями. У нее часто случались обмороки… Не исключено, что какой-то негодяй воспользовался…

— Кто вам об этом сказал?

— Мадам де Турзель… и еще месье Бенезеш, он тоже, как и я, склонялся к этому варианту. Не представляю, как она могла бы отдаться мужчине, будучи в здравом уме и твердой памяти… Ее душа так непорочна и горда!

Бывший отенский епископ согласно кивнул головой:

— Возможно, вы и правы. Такой ход событий вполне возможен, как это ни печально… Как не пожелать ей хоть немного любви? Но, может статься, господь уже смилостивился, а?

— Вы имеете в виду ее теперешнего спутника?

— Ну разумеется. Он обладает всеми качествами, чтобы соблазнить любую недотрогу. Что до нее… она красива?

— Восхитительна! Похожа на мать, но мягче… поэтичнее… Изумительная грация, чудный голос и такое нежное сердце!

При воспоминании о Марии-Терезии на губах Лауры заиграла улыбка. Впервые ночное «похищение» ее подопечной увиделось молодой женщине в ином свете, и она поняла, что будет теперь молиться, чтобы между этими двумя существами, злой волей истории брошенными друг к другу, возникла искренняя любовь.

Беседуя, Лаура и Талейран дошли до калитки. Бывший министр снял шляпу и с неожиданным для такого гордеца чувством склонился перед ней:— Прощайте, мадам! Не знаю, будет ли мне дано увидеться с вами вновь, но я счастлив, что имел возможность встретиться с вами сейчас. Благодарю вас. Возвращайтесь скорее к себе в отель! Я уйду после вас.

— Нет. Уходите первым, пожалуйста! Я бы хотела еще немного побыть здесь.

— Как вам будет угодно.

Оставшись одна, Лаура медленно направилась в ту сторону кладбища, где покоился Людовик XVI. Она хотела еще помолиться, но только в одиночестве, в отсутствие чужих глаз, которым неведомо сочувствие. Она преклонила колени, не спеша поправила розы на могиле и стала молиться, не замечая, что обращалась она не к богу, а к тому, кто покоился под слоем извести, присыпанном черной землей, к этому королю-мученику, единственному идолу, которому поклонялся Жан де Батц, его королю, тому, ради которого он бы с радостью отдал жизнь. Только этой могиле и могла она поверить свою любовь, которую так и не смогла изгнать из своего сердца.

Вдруг она выпрямилась, почувствовав, что не одна. Ей показалось, что на нее снизошло видение: рядом стоял Жан. Собственной персоной. Живой и совершенно не изменившийся, разве что несколько седых волос появилось в его густой шевелюре.

— Лаура, — нежно позвал он, — Лаура, чего же хотел от вас господин де Талейран-Перигор?

Удивление, мгновенно сменившееся вспыхнувшим возмущением, лишило ее голоса. Жан остался прежним. После стольких лет разлуки, после такой короткой вспышки любовной страсти, после невыносимых страданий первым его порывом при их неожиданной встрече было любопытство политического свойства. Но она быстро взяла себя в руки.

— Не думаю, что это вас касается! Разрешите, пожалуйста, мне пройти.

Он машинально подчинился, но последовал за ней:

— Меня касается все, что происходит с вами. Где вы были, Лаура, все это время?

Сухой, отрывистый тон, в котором проскальзывали сердитые нотки, вконец разозлил Лауру:

— Если кому-то из нас и позволено спрашивать отчета, так это точно не вам. И если кто-то из нас и был покинут другим совершенно бесцеремонно, то это тоже не вы. Так сделайте милость, идите своей дорогой и никогда больше не заговаривайте со мной!

— Лаура!

Его обескуражила ледяная отповедь, но он был не из тех, кто сдается в бою, а сейчас, очевидно, назревала настоящая баталия. Схватив женщину за руку, он заставил ее остановиться и повернул лицом к себе.

— Лаура, давайте объяснимся: тут какая-то тайна, а ключа у меня нет! Это я-то вас покинул? Я уже четыре года напрасно повсюду ищу ваш след! Да куда же, бога ради, вы провалились?

— Я была там, где и вам следовало бы находиться, не забудь вы свою клятву в верности королю: подле его дочери.

— В Вене?

Надменной усмешкой она ранила Батца в самое сердце:

— Должно быть, вы состарились, друг мой. Ваши речи не лучше суждений обывателя, уткнувшегося в газету. И правда, когда я видела вас в последний раз, вы уже готовы были стать настоящим буржуа!

— Это вы обо мне? Да что же это такое! И, в конце концов, когда это вы меня видели, если я вас не имел счастья лицезреть?

— В тот день, когда вы так победно, признаю, вышли из тюрьмы Плесси. Представьте себе, я тоже стояла у ворот этого острога и имела удовольствие наблюдать ваш триумфальный марш под руку с неким созданием, которое явно было очень вам дорого и с которым вы потом уехали в экипаже.

— Вы были там? — прошептал он, внезапно растеряв весь свой запал.

— Была! Ну что за блажь, не правда ли, особенно когда любишь, как любила вас я, когда день за днем тревожишься за жизнь любимого, и так хочется прижаться к нему в то мгновение, когда он вновь обретает свободу! Но оказалось, мой порыв был не оригинален, ведь такая мысль пришла в голову по крайней мере двоим. Просто вторая оказалась проворнее меня, и я потом долго гадала: что было бы, если бы я первая бросилась бы вам на шею, как это сделала она? Стали бы мы бороться за вас? Нет, я бы до этого не опустилась! Быть может, вы сами вынесли бы приговор, объявив с высоты трибуны, кому отдается предпочтение?

— Да, именно так вы и должны были бы поступить! — выкрикнул Жан с такой болью, что обвинительная речь Лауры тут же потерпела отпор. — Будьте уверены, я выбрал бы вас! Я был так счастлив в тот день, потому что мечтал тем же вечером оказаться подле вас… в ваших объятиях, но я вас так и не увидел! Там была Мишель, а вам известно, какая дружба связывает меня с этим семейством. Она была счастлива оттого, что я свободен, и было бы жестоко оттолкнуть ее…