Читать книгу - "Моя прелестная роза - Мэри Джо Патни"

Он уже написал Майклу в Уэльс, прося брата приехать к нему в аббатство. Какие-то дела должны быть приведены в порядок вместе с наследником. Ему также хотелось повидать брата в последний раз, хотя эта встреча и была сопряжена с тяжелыми переживаниями. Он даже подумывал, не скрыть ли от Майкла то, что он стоит на пороге смерти. Это избавило бы их обоих от мучительно трудной сцены. Но он достаточно хорошо знал брата, чтобы понимать, что Майкл не только не поблагодарит, но и не простит его, если он не будет с ним откровенен.

Есть ли хоть какой-нибудь шанс примириться с Клаудией? Он послал ей письмо, которое так и вернулось нераспечатанным. Что ж. надо попытаться еще, хотя оснований для оптимизма, к сожалению, и нет. Его сестра никогда не меняет однажды принятого решения.

Боль, гнездившаяся у него в животе, вдруг резко усилилась. Он судорожно глотнул воздух, и бокал выскользнул из обессилевших пальцев. С трудом поднявшись с кресла, он, пошатываясь, направился к умывальнику, надеясь добраться до таза. Однако это ему так и не удалось, он повалился на пол, весь пронизанный острой болью и даже не в силах облегчить рвотой свой почти пустой желудок.

Чувство тошноты постепенно прошло, но парализующая слабость осталась. «Стало быть, свершилось. Болезнь окончательно восторжествовала». В отчаянии он закрыл глаза. Отныне он уже не относительно здоровый человек с отдельными проявлениями болезни, а умирающий, которому придется прилагать невероятную энергию, чтобы как-то существовать.

Сможет ли он поехать в Ричмонд? Должен. Потому что Розалинда будет нуждаться в нем во время первой встречи со своей семьей. Сосредоточившись на этой мысли, он медленно собрался с силами и поднялся на четвереньки, затем, схватившись за кресло, кое-как встал. Улегшись в зачехленное кресло, он стал ждать, пока слабость наконец отступит.

Отныне смерть уже совсем рядом. Того и гляди, усядется напротив и заведет разговор. Но что она такое, смерть? Небеса и сладкие звуки арф? Адские пламена? Или просто забытье? Это великая тайна. Такая же великая тайна, как и то, ради чего он жил.

Накануне он побывал у своего банкира в лондонском Сити. По пути его карста проехала мимо больницы святого Варфоломея, большого грязного лечебного заведения, основанного еще в двенадцатом столетии. Глядя на приземистые здания, он думал о том, что в этих старых стенах должно быть много пациентов, обреченных на скорую смерть. Он с трудом удержался от желания велеть кучеру остановить карету. Зайти внутрь, найти какого-нибудь умирающего бедолагу и спросить, что он чувствует в свои последние часы. Может быть, он знает, что такое смерть, к поделится этой тайной.

Так бы он наверняка и поступил, будь у него хоть малейшая надежда, что он узнает истину. Но он подозревал, что те, кто ее постиг, уже ничего не могут сказать.

Пока он размышлял над всем этим, он почувствовал себя капельку лучше. И все-таки, напрягши все свои силы, встал он только потому, что хотел вернуться в постель, в объятия Розалинды.

То, что день был солнечным, казалось хорошей приметой. Пока карета везла их в Ричмонд, поселение на берегу Темзы, к западу от Лондона, Розалинда держала Стивена за руку. Вид у него был очень нездоровый. Она знала, что он вставал ночью, потому что проснулась, когда он вернулся, весь дрожа от холода. Не говоря ни слова, она обвила его руками и ногами и грела, пока он не почувствовал себя лучше.

Но скрывать состояние его здоровья было уже невозможно. Всякий, хорошо его знавший, сразу же заметил бы его худобу и тусклость глаз. Как это ужасно несправедливо, бурно негодовала Розалинда. Прорвись это негодование наружу, она никогда больше не смогла бы его сдержать.

Карета въехала в открытые чугунные ворота и покатила по подъездной дороге к изящной, в греческом стиле вилле.

— Какой чудесный дом, — сказала Розалинда, когда Стивен помог ей выйти из кареты.

— Очаровательный, — согласился он, поднимаясь по ступенькам крыльца.

Дверь отворилась прежде, чем Стивен успел взяться за молоток. Перед ним почтительно склонился пожилой дворецкий.

— Добро пожаловать, ваши светлости, — сказал он, сохраняя внешнее спокойствие, хотя в глазах его светился интерес.

Розалинда постаралась взять себя в руки. В театре ей нередко приходилось исполнять роль блудной дочери. Ну что ж, она еще раз сыграет эту роль.

Едва они вошли в вестибюль, как их приветствовала маленькая, хрупкого вида седовласая женщина с благородным худощавым лицом, озаренным светлой улыбкой.

— Я твоя бабушка, дитя, — сказала старая женщина. — Дай-ка мне поглядеть на тебя.

Леди Уэстли схватила своими тонкими пальцами Розалинду за руку и стала внимательно ее рассматривать. С таким же интересом глядела на нее и Розалинда, хотя и чувствовала себя слишком большой и неуклюжей. Во всякой случае, было очевидно, что рост свой она унаследовала не от бабушки.

Закончив осмотр, леди Уэстли удовлетворенно вздохнула:

— Энн права. Ты очень похожа на Софию. Но, конечно, ты не она. Ты Розалинда.

Нагнувшись, Розалинда поцеловала бледную пергаментную щеку.

— У меня никогда не было бабушки, — сказала она. — Честно сказать, я даже не знаю, что делать. Леди Уэстли рассмеялась:

— Старайся делать мне приятное, вот и все. Я бессовестно воспользовалась своим возрастом и общей немощью, чтобы провести наедине с тобой несколько минут. Не так уж часто мне приходится встречаться с новой внучкой, тем более такой большой и красивой. — Она повернулась к Стивену. — Хоть это и было давно, мы несколько раз встречались с вами, Ашбертон. Я знавала вашу мать. Нрава она была довольно дикого, но с добрым сердцем. Я так рада, что вы вошли в нашу семью.

В глазах Стивена при упоминании о его матери появился чуть насмешливый блеск, но его поклон был исполнен безукоризненного изящества.

— И я тоже очень рад, леди Уэстли.

— А теперь пойдемте к остальным, потому что все мои потомки сгорают от желания видеть свою новую кузину. Молодежь думает, что это очень романтическая история. — Направившись к гостиной, леди Уэстли сделала гримаску. — Они и понятия не имеют, с какими бедами бывают сопряжены романтические истории.

Когда леди Кассел стала по очереди представлять присутствующих, Розалинда впервые со времен раннего детства осознала, что ей не надо ничего доказывать. Среди этих людей она своя по праву рождения. Это подтверждается чертами их лиц, цветом волос и кожи, ростом и строением костей. Она переходила от одного родственника к другому, ища знаков родства. Ее дядя лорд Уэстли был крупным, веселым и добрым человеком. Может быть, эта легкость в общении — семейная черта, перешедшая к Розалинде от матери? А вот эта хорошенькая девушка, совсем еще недавняя школьница, Кассандра, вероятно, очень похожа на нее, какой она была в семнадцати.

В то время как Розалинда смеялась, болтала и пыталась запомнить все имена, мучительное воспоминание о смерти родителей уходило все дальше и дальше в былое. Все эти годы она мучилась сознанием, что потеряла семью. Теперь она испытывала радость ее обретения.