Читать книгу - "Страсти таборных цыган - Анастасия Туманова"

– У-у-у, всех в мешок пересажаю! – погрозила Варька, и ребятишки с испуганным щебетом брызнули прочь. Варька рассмеялась и ускорила шаг. Из-за поворота донеслись звонкие детские крики:

– Мамка, тятя, цыганки идут! Одна красивая такая!

– Это про меня! – горделиво подбоченилась Варька, и Настя прыснула. Варька же со смешком указала подбородком вперед:

– Гляди – встречают уж!

Действительно, в одном из дворов толстая тетка, косясь на цыганок, торопливо загоняла в изгородь квохчущих кур. С соседнего забора молодуха проворно стаскивала сохнущее белье. Еще дальше сухая, вся в черном старуха, бранясь, волокла домой отчаянно орущего ребенка, минуту назад спокойно игравшего на дороге. Ребятишки постарше вернулись и, выстроившись вдоль дороги, ели глазами Варьку и Настю.

– Э, красавица, красавица ненаглядная! – завела Варька привычную песню, заглядывая через забор. – Дай на судьбу счастливую погадаю! Денег мне не надобно. За красоту твою все тебе расскажу…

Молодуха недоверчиво, зажимая под локтем сверток белья, подошла к забору – и вдруг всплеснула руками, чуть не уронив выстиранные рубахи в пыль двора:

– Ахти мне! Чудо-то какое! Ос-споди! Тетка Гапа! Нюшка! Ганька! Бежите смотреть, отродясь такой цыганки не видавши! Как с иконы сошла!

У Насти загорелись щеки. Она опустила ресницы и стояла неподвижно все то время, пока к ним с Варькой сбегался народ. Через четверть часа у дороги толпилось полдеревни. В основном это были бабы и ребятишки, тут же взявшие цыганок в плотное кольцо. Они бесцеремонно разглядывали Настю, смеялись, спрашивали: «Откуда ты такая взялась-то, касаточка ясная?»

– Вот какая у нас Настька! – расхвасталась Варька. – Она в нашем таборе лучше всех гадает, правду говорю! Молоденькая, ты ей руку-то дай, не пожалеешь!

Молодуха, первая увидевшая их, смущенно потерла руку о подол и дощечкой протянула Насте. Варька тут же скроила безразличную мину, уселась на траву и, глядя поверх головы Насти на солнце, вполголоса запела по-цыгански:

– Драбар, драбар… Пхэн: «Ром тыро матыбнаре, сасуй тыри злыдня… Ай, Дале, пхарэс тукэ дэ адава кхэр[10]»…

– Муж твой молодой пьяница… – неуверенно начала Настя. – Свекровь твоя – ведьмища… Тяжело тебе, милая, в этом доме живется…

– На гара тут палором лынэ, ай ясвэндыр дукхэна якха… – закрыв глаза, напевала Варька. Настя продолжала:

– Недавно тебя замуж взяли, а уже все глаза выплакала, по дому скучаешь. По матушке с батюшкой, по сестрицам малым…

– И по бра-а-атику… – вдруг всхлипнула молодуха, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Бабы вокруг сочувственно покосились на соседку. Настя погладила ее по ладони, покачала головой. Вздохнув, посоветовала:

– Терпи, родненькая. Бог терпел и нам велел. Совсем скоро ребеночка родишь, а через год – еще одного, а потом девочку, и все живы будут, и здоровья хорошего, ими и утешишься. Молись богу. Все ладно будет.

Варька оборвала свою песню, изумленно посмотрела на невестку из-под ребра ладони. Та улыбалась всхлипывающей бабе, держа ее за руку.

– Тьфу, проклятая, всю душу раздеребанила… – пробормотала молодуха, трубно сморкаясь в край передника и нехотя вытаскивая пальцы из ладоней Насти. – Погодь, чичас вынесу что найду, пока свекруха в поле…

Она побежала в избу, нетерпеливо отгоняя путавшихся под ногами гусей и ребятишек. А Настю опять принялись вертеть из стороны в сторону:

– Какая чистая, светленькая! Ручки тонкие!

– Ой, глаза какие жгушшие! Мой дурак не увидал бы!

– А что ты еще умеешь делать? Умеешь болести заговаривать?

– Болести я умею! – встряла Варька. – Все, что хочешь, даже дурные могу! Мужики ваши не страдают ли?

Грохнул хохот. Настя смутилась, сердито покосилась на смеющуюся вместе с бабами Варьку.

– Ты им спой лучше. – шепотом посоветовала та. – Без курицы не уйдем!

– Как «спой»? Без гитары? Я и не в голосе пока что…

– «Не в голосе»… Что эти-то понимают? Не графья в ресторане, небось… Давай «Ништо в полюшке», я подтяну. Эх, Ильи нету, дали бы сейчас жару на три голоса… Эй, люди добрые, вы послушайте лучше, как Настька наша поет! Слушайте, больше уж нигде такого не услышите, в раю разве что, и то, если кому свезет…

Настя досадливо взмахнула рукой, обрывая Варькины зазывания. Спокойно, как в хоре, взяла дыхание – и высокая, чистая нота взлетела в меркнущее небо, где уже зажглись три еле заметные звезды. И тихо-тихо стало на дороге.

Ништо в полюшке не колышется,

Только горький напев рядом слышится…

Чуть погодя мягко вступила вторым голосом Варька, и обе цыганки улыбнулись друг дружке, вспомнив одно и то же: вечер в ресторане, молчащие люди за столиками, хор, девочка-солистка с длинными, переброшенными на грудь косами… Недавно совсем было это, а кажется – сто лет прошло…

Песня кончилась, и Варька, торжествующе обведя глазами слушателей, увидела, что почти все бабы хлюпают носами и вытирают глаза углами платков.

– Еще! Дорогая, миленькая, еще спой! Уж так у тебя ладно выходит, любо-дорого слушать! Спой, цыганочка! – наперебой стали они упрашивать Настю, но Варька замахала руками:

– Завтра, люди добрые, завтра еще придем! А сейчас вон смеркается уже, нам к шатру пора, не то Настьку муж прибьет, он у нее – у-у-у! Зверь зверущий!

– Вот так завсегда и бывает, – убежденно сказала необъятных размеров тетка с повязанным под обширной грудью серым передником и в разбитых лаптях, видных из-под края изорванной юбки. – Ежели жона – раскрасавица, так мужик – сущий каркадил! Для чего это так, а?

– Для порядка, – важно ответила Варька. – Для единого порядка, тетушка. Рассуди: если сама красивая – так тебе и в мужья красавчика подавай? Не много ль радости для одной? Бог наверху – он все видит… Ну, угощайте, чем не жалко – кидайте в фартуки!

Накидали им довольно много – хотя курицы, как надеялась Варька, никто не дал. Зато принесли картошки, пшена, хлеба, а молодуха, воровато оглядываясь, протянула Насте приличный шматок сала.

– Держи, красивая… Да прячь, прячь, а то еще свекрухе кто нажалится… Продали бы вы мне сулемы, траванула бы я ее, холеру… Да шутю, шутю, чего глаза распахнула? Бежи к своему каркадилу… Да смотрите приходите завтра!

– Ну, курицу завтра возьмем, – загадочно сказала Варька, когда они медленно шли по затянувшейся росой траве через поле к речушке.

– Как это? – удивилась Настя.

– Узнаешь… У, какой туман, завтра жарко будет! Вон огонь Илья развел, видишь? Заворачивай!

В темной воде реки, невидимые, бродили, плескались, тихо пофыркивали лошади. Тонкий месяц медленно всплыл над ракитником, освещая конские спины, казавшиеся в воде реки залитыми серебром. Костер еще не прогорел, метался жаркими языками среди наваленного хвороста. Двое высоких мужчин стояли возле огня, негромко разговаривая.