Читать книгу - "Счастливы вместе - Мари Соль"

В голове чуть шумит. И становится легче. Будто винные токи блокируют боль. Алёнка достала вторую бутылку, а я открываю плейлист на смартфоне. Теперь у нашего застолья есть музыкальный фон. И череду тостов сопровождает плаксивая песня Татьяны Булановой о том, что любовь не проходит.

«Проходит! Ещё как проходит», — досадливо думаю я. Вот наша с Окуневым, к примеру, прошла. И я отпускаю его, почти без сожаления. Почти без боли даю ему шанс — уходи…

Алёнкины дети гостят у бабули. Что кстати! Гошарик приходит со смены к восьми. И к этому времени мы вытираем друг другу носы, и в обнимку рыдаем под песни Булановой.

Муж у Алёнки огромный. Под два метра ростом, и в обхвате такой, что рук не сомкнуть. Я называю его Гогошар. Это «Гоша» плюс «шар». Если ласково, то Гогошарик.

— Тааак! — войдя на кухню, он смотрит на это «слияние тел». Поднимает бутылку, где когда-то держали вино, — Что отмечаем?

Я шмыгаю носом:

— Поминки!

— Кто умер? — пугается Гоша.

— Любофь, — подпевает Алёнка ещё не отыгранной песне по радио.

— Ясно! — вздыхает Гошарик, — Пожрать-то чё есть? Или мне тоже с вами, на сыре?

Алёнка, сидевшая с видом таким, будто это её чувства рухнули, тут же встаёт:

— Котечка, там, в холодильничке пловчик вчерашний. Погреть?

Гоша вздыхает, поймав её, чуть не упавшую вместе со стулом:

— Погрею уж сам как-нибудь!

Он начинает возиться с едой. Вынимая кастрюлю, тарелки, извлекая на свет комок плова. Гошарик забавный! Он даже хмурится как-то по-доброму. А ещё эта лысина делает голову Гоши такой уязвимой. И потому, в отличие от жены, он всегда носит шапки.

— Вот мужик у тебя! — говорю с лёгкой завистью, глядя на крепкую спину, одетую в свитер, — И хозяйственный, и понимающий, и работящий.

Алёнка мурчит, наблюдая за мужем:

— Не говори, Тусь. Я сама удивляюсь, как мне повезло.

— И главное, верный! — кидаю вдогонку.

Гошан отзывается, ставя плов греться:

— А то!

— Я ведь даже поругаться с ним не могу. Не за что! — изрекает подруга.

— Совсем-совсем? — недоверчиво хмыкаю я.

— Не, ну, не считая немытых тарелок, носков на полу и храпения. Он знаешь, храпит как громко? Как медведь! — оживляется Лёня.

— А ты ему устройство купи от храпа, — предлагаю, — Я такие видела у Окунева в аптеке. Такая штука, как соска, вставляется в рот и человек прекращает храпеть.

— Да ты что? — удивлённо вздыхает Алёнка, — Надо глянуть!

— Я те гляну! — суровеет Гоша, — Я тебе эту соску потом в одно место засуну.

— Ну, котечка, это ж я для тебя! Чтобы ты спал хорошо, — начинает сюсюкать подруга.

— А я итак хорошо сплю, — изрекает Гошарик.

— Ага, зато я плохо, — шепчет Алёнка.

Услышав её, Гогошар произносит:

— Вот себе и купи.

Их шутливую ссору, если можно назвать таковой это действо, прерывает звонок моего телефона. С экрана глядит физиономия Ромика. Да ладно? С чего бы он вспомнил о том, что у него есть жена?

— Гош, — подзываю я друга, — Ответь, а?

— На фига? — недоумевающее хмурится Гоша.

— Ну, притворись, типа ты мой парень! — напутствую я.

— Хых, парень! — смеётся он.

— Ну, любовник мой типа! — поднимаю глаза к потолку, — Скажи, что я в душе.

Алёнке понравилась эта идея, она смотрит на мужа, сложив руки в молительном жесте. А Гошарик, переведя взгляд с одной на другую, вздыхает:

— Ох, бабцы-бубенцы! Втягиваете меня в какие-то авантюры, — но трубку берёт.

Мы обе глядим с ожиданием. Гоша, напустив серьёзности, хрюкает в трубку:

— Аллё!

Видимо, Окунев в шоке. Видимо, хочет узнать, кто на проводе. Гоша ему отвечает:

— А кто вам нужен? Нет! Её нет. Она в душе. Что? Я? А я её любовник.

Мы с Лёней прыскаем со смеху. Я представляю себе физиономию мужа. Его «пучеглазый облом». Смех рвётся наружу, но я умудряюсь его удержать.

— Такой любовник! Постоянный. Ага. А ты хто? Муж? Ну, надо же! Незадача. Ну, прости, муж. Такое дело, сам понимаешь. Рожу начистишь? Ну, давай! Прямо сейчас? Нет, я сейчас не могу. Давай, завтра? Ага. Ну, договор. Бывай.

Гошар возвращает смартфон. Я от смеха едва не роняю его. Алёнка ржёт в голос:

— Люблю тебя, коть!

— Надеюсь, за дело хоть? — хмыкает Гоша, — Мне бы кто такое сказал, я бы по стенке размазал.

— Любовника? Или супружницу? — уточняет подруга.

— Обоих! — он тычет кулак ей в лицо. Та целует его волосатые пальцы. Затем, вскинув брови, бросает в мой адрес, — Ритуль! А и, правда! Может, тебе домой не ходить?

— В смысле? — хмурю я брови.

— Ну, у нас заночуешь. А то… мало чего, — косит подруга на мужа.

Впрочем, мы обе уже окосели слегка. Я бросаю ответное:

— Тцс! Скажешь мне тоже! Думаешь, Ромка задушит меня от ревности? Да плевать он хотел, с кем я сплю.

На смартфоне письмо от него:

«Это который по счёту? У тебя что, гарем?».

«Домой можешь не приходить!», — прилетает вдогонку, — «Постыдилась бы хоть! А если бы дочь позвонила? Или Севка набрал тебя?».

Подождав ещё, пишет:

«Я упустил тот момент, когда моя жена стала шлюхой».

— Ладно, ребята! Пойду я, — вздыхаю.

— Уверена? — требует Лёнька.

Я зеваю:

— Ночёвки — это святое. У нас договорённость — где бы мы ни гуляли, но каждый приходит домой ночевать.

Алёнка встаёт, провожать:

— Бузыкина, если ты не ответишь мне на звонок, я вызываю полицию! Так и знай! — говорит она в спину.

Пытаюсь понять, как надеть кардиган. Гогошарик приходит на помощь. Галантно его распахнув, держит так, чтобы мне было проще нырнуть в рукава.

— Лёнечка, ты переоцениваешь Окунева. Не льсти ему! Он не такой.

— Дай-то Бог! — восклицает подруга.

— Он же не Гоша. Это Гоша тебя, если что, не моргнув глазом, придушит, — я поднимаю глаза на Гошару.

Тот ухмыляется:

— Да, я такой.

— Ты такой, моя котя, — прижимается к мужу Алёнка.

Этой парочке я умиляюсь! Столько лет вместе, а пыл не угас. И двое детей не умерили тягу друг к другу. Просто, наверно, есть люди, которым достаточно раз полюбить. Не то, что мы с Ромиком! Любим других, а нервы портим друг другу.

Уже в такси, по дороге домой, я читаю в Вотсап переписку с Левоном. Последнее, что он писал, было: «Скучаю по нежным местам. Хочу твоё тело». Любопытно, его телефон запаролен? Скорее всего! Ведь порой он такое писал, что одних сообщений хватало, чтобы разжечь во мне жар, как сейчас.

Я кусаю губу, слёзы снова туманят картину. Нет, всё! Это всё. Даже если придёт, я