Читать книгу - "Варвара Спиридонова, ныне покойная - Тата Алатова"

так что же! Пусть меня презирают вельможи! Как они от меня далеки, далекииииии… ой! — она подпрыгнула и замолчала, прислушиваясь к чему-то внутри себя. — Кажется, это была схватка. Крошечная такая мини-схваточка, — торопливо поправилась она, увидев лицо Марка.

— Как вы могли согласиться на такое безумие?

Варвара забралась на кровать и укрылась одеялом. Посидела так несколько секунд, потом опять вскочила.

— Нет, так я действительно засну. Давайте откроем окно. Вы помассируете мне поясницу? Это просто ужас, носить в себе других людей, точно вам говорю.

Марк аккуратно прикоснулся к чужой спине под тряпицей цветастой пижамы.

— Как я на это согласилась? — Варвара оглянулась на него, в близких серых глазах мелькнули переливы, похожие на разводы капли бензина в луже.

Марк увидел, что на коже неведомой ему Маши Коноваловой есть небольшие пигментные пятна. Она улыбнулась, морщинки лучиками разбежались вокруг глаз.

— Как вы думаете, что самое бесценное в этой жизни?

— Покой, — ответил Марк без раздумий.

— Новый опыт и новые впечатления, — сморщила она нос.

Марк только головой покачал. Налицо был конфликт мнений.

— А папаша этого вашего Пети не явится? — осторожно спросил он. — А то, знаете, как-то нехорошо будет — мордобой в больнице…

— Ничего, персонал хоть развлечется, — отмахнулась Варвара и засмеялась, увидев как Марк невольно оглянулся на дверь. — Что же вы мне таким трусом достались, — вздохнула она и охнула, согнувшись вдвое. — Ай да Петя, ай да… чтоб тебя.

Она так больно ухватилась за локоть Марка, что он поморщился.

— Кажется, — сказал страдальчески, — сон тебе точно не грозит.

— Хочешь дать деру? — простонала Варвара, укладываясь в постель. — Что же, моя дверь открыта. Весь мир… перед тобой. Оставь меня… одну… наедине с постигшими меня невзгодами. Наверное, я справлюсь одна. А если и умру… Так что теперь… не в первый раз.

— Для умирающей ты слишком болтлива, — заметил Марк, осторожно укладываясь рядом с ней. Положил руку на живот.

Петр затих, прислушиваясь к этой руке.

Варвара тяжело прислонилась горячим лбом к его плечу. Из открытого окна на пол падали капли дождя.

— Я хочу, — сказала она, стараясь не сбивать дыхание, — ощутить шаг за шагом всё, чего не успела. Рождение ребенка. Победу в спортивном состязании. Прыжок с парашютом. Драку. Любовь. Старость. Силу. Беспомощность. Наде… — её голос сорвался, она закусила губу, уставившись в окно.

На этот раз схватка длилась дольше.

Варвара включила секундомер на телефоне.

— А тебе не жалко своей жизни? — спросила она. — День за днем. Безликие, одинаковые, серые, не отличимые друг от друга. Тебя ничто не потрясает и не изумляет.

— Видимо, ты дана мне, чтобы исправить это, — отозвался Марк.

— Нет. Я тебе дана в ответ на твои безмолвные мольбы, — ответила она едва слышно. — Это ведь ты меня убил. Ты хотел перемен. Ты нарушил ход событий.

— Должно быть, очень обидно умереть ради чьих-то безмолвных мольб, — заметил Марк, позволяя ей стиснуть свою ладонь.

Варвара выдохнула и откинулась на подушки, расслабилась. Утомленное лицо словно озарилось утренним светом.

— Конечно, обидно, — сказала она. — Иногда я тебя просто придушить готова. Но я не поощряю кровной мести, я же тебе говорила про Платона Каратаева. Если бы я жаждала мести, то у этой истории был бы куда более интересный сюжет. По Борхесу в мире всего четыре сюжета, по Букеру семь, по Польти — тридцать шесть. Но все это полная хрень, потому что я собираюсь этой ночью родить ребенка, и это единственный сюжет, стоящий внимания.

— Вижу, что падение на тебя моста убило в тебе филолога и пробудило инстинкты более древние.

— Ц-ц-ц! Ты рискуешь вызвать на себя проклятие Розенталя. А из него покойник куда более неприятный, чем я. Ох, ё!

Светало, когда Марк вышел из больницы.

Крепко спала Маша Коновалова, совершенно незнакомая ему женщина, которая провела половину этой ночи в объятиях Марка.

А завтра она встретит его на улице — не узнает.

Беспокойно спал мальчик Петя, которому отчетливо не нравились перемены в его жизни.

Марк шел по еще сонному городу, и легкий ветерок кружил вокруг его лица, не позволяя каплям дождя падать на выдающийся во всех отношениях нос.

8

Вопреки ожиданиям, больше всего впечатлительному Марку из бессонной ночи в роддоме запомнились не крики и искажённое мукой лицо Маши Коноваловой, а слова Варвары Спиридоновой: «А тебе не жалко своей жизни? Дни тянутся за днями. Безликие, одинаковые, серые, не отличимые друг от друга. Тебя ничто не потрясает и не изумляет».

Марк никогда не думал о своей жизни вот так. Ему никогда не казалось, что это уникальный, неповторимый опыт, во время которого может быть весело или грустно, но каждый раз — в первый.

Он-то считал, что добро заключается в ежедневности повторяемых ритуалов: на завтрак овсянка и зелёный чай с имбирём и лимоном, прогулка с Бисмарком, покупка бутылки воды (без газа, разумеется) в одно и то же время в одном и том же магазине. Он ненавидел такие фильмы, в которых люди, умирая от рака, например, вдруг открывают эту жизнь заново и, бросая всё, рвут когти к закату. Всё это было надуманным, попахивало дешёвой философией скучающих писательниц, наполняющих смыслом часы между маникюром и вечерними коктейлями.

В жизни нет никакого смысла. Нет места поискам и метаниям, и что бы ты ни делал, итог для всех одинаков и неизбежен. Всё остальное — популизм и трусость перед тщетностью бытия.

И Марк сердился на Варвару — за её глупые попытки попробовать всё на свете, за хаос, который она несла за собой, за её всегда хорошее настроение, за улыбки, которые были чем-то неуловимо-одинаковым на разных лицах.

Он чувствовал огромный обман и подвох.

Не бывает таких жизнерадостных бодрых трупиков.

Даже если отринуть мистицизм ситуации и взглянуть на Варвару с точки зрения банального здравого смысла.

Глупая девчонка, привязавшаяся к такому зануде, как Марк.

Она могла бы найти себе молодого и отвязного приятеля на своём сайте — запросто. Он катал бы её на мотоцикле и летал бы с ней на самолётах. Они бы гуляли по берегу Тихого океана, бросая ракушки в воду.

А вместо этого она прицепилась к нему, Марку, отравляя собой