Читать книгу - "Долго тебя ждала - Юлия Резник"

– Мама! Ма-а-ам…

Мариам открыла глаза и в панике осмотрелась. Сколько времени? Как долго она провела в постели? Мариам точно помнила, что отправила Юль Санне сообщение, в котором попросила, чтобы Левон пожил у них еще пару дней, пока ей нездоровится. Неужели они прошли?

– Эй…. – дверь приоткрылась. – Мам, ты в порядке?

– Конечно, – вымученно улыбнулась Мариам, приподнимаясь на локтях над постелью: – Но лучше бы ты вышел, Левон. Здесь в воздухе наверняка полно микробов.

– Еще бы! Ты не пробовала проветривать?! – возмутилась Юль Санна, бесцеремонно врываясь в спальню. Целеустремленно промаршировав к окну, она распахнула тяжелые шторы, не дававшие дневному свету ни единого шанса проникнуть в комнату, и настежь распахнула окно.

– Что ты делаешь? – промямлила Мариам, пряча лицо в ладонях.

– Разгоняю микробов. Если дело, конечно, в них, – строгий взгляд Юли сосредоточился на подруге. – Левон, будь зайкой, завари нам чайку.

Нетрудно было догадаться, зачем Юль Санна его отослала. Значит, будет допрос, не предназначенный для нежных детских ушей. Занервничав, Мариам, подтянула на груди одеяло.

– Ну, рассказывай!

– Что рассказывать?

– Какая такая болезнь тебя скосила.

– Не знаю. Ангина или грипп. В любом случае, тебе лучше держаться от меня на расстоянии.

– Черта с два. Даже не надейся, что я в это поверю. Врать ты так и не научилась, – наплевав на все предостережения Мариам, Юля отошла от окна и уселась прямо на ее разворошенную постель.

– Да почему ты решила, будто я вру?!

– Он-таки оказался маньяком? – Юль Санна пододвинулась к Мариам поближе. – Да?! Он сделал что-то, чего ты не хотела? Если так, то мы сейчас же пойдем к Сивакову.

– З-зачем?

– Затем! Напишешь заявление. Мы этого так не оставим! Мы его найдем и засудим. Мы…

– Юля! Прекрати немедленно. Ты чего?! Не нужно выдавать свои фантазии за действительность. Меня никто не насиловал, если ты об этом. С чего ты вообще решила, что у нас с ним что-то было?!

– Извини, но от тебя сексом несет за версту. Ты когда в последний раз мылась?

Мариам потупилась. Отвела дрожащими пальцами упавшие на лицо волосы. Потому как… давно. Может быть, Мариам окончательно спятила, но она не смогла смыть с себя его запах, его поцелуи и другие, менее романтичные свидетельства их встречи, хотя те, подсохнув на ее коже, и причиняли некоторый дискомфорт. Мариам осторожно просунула руку под одеяло и провела дрожащими пальцами по белесой дорожке у себя на животе. Мамочки. Что они вытворяли! И что вытворяла она…

Нет-нет, нельзя об этом думать. Нельзя! Точно. Какое хорошее оправдание.

– Нельзя в душ, когда температура! – выпалила Мариам.

Юлька недоверчиво нахмурилась и потрогала ее лоб.

– По-моему, ты и впрямь горишь.

Ну, еще бы! Только этот жар не имел ничего общего с ангиной. Чтобы у нее поднялась температура, достаточно было вспомнить ту ночь, когда несмелые мечты Мариам воплотились в жизнь, и их воплощение, о черт… их воплощение превзошло все ожидания. И в этом смысле даже лучше, что Кравец её не узнал! Хотя поначалу Мариам это по-настоящему ранило. Она не просто так сбежала в туалет, когда поняла, что у него ничего даже не екнуло. Тогда как у не самой все внутри оборвалось. Шок, неверие, радость, ужас… – чувства сменяли друг друга с такой быстротой, что у неё голова кружилась. Казалось, еще немного, и она замертво рухнет к его ногам, не выдержав этой сумасшедшей атаки. И глупой мысли, что это все неспроста! Сердце запнулось – ну, узнай же меня, узнай, и подпрыгнуло к горлу, когда этого не случилось. Уже там, в туалете, едва не выблевав свое глупое сердце на кафельный пол, Мариам решила – черт с ним. Пусть так, но она своего не упустит. А там уж ей помогли и глупые журнальные статьи, и женские форумы, и тренинги. Она без всяких проблем вжилась в роль сильной, необременённой комплексами женщины и отыграла её не то чтобы до конца, но ровно до тех пор, когда ее дорвавшейся к любимому мужчине тяга не перевесила страх быть собой. И вот тогда Мариам оторвалась на всю катушку, не думая уже ни о чем. А Женя… Она четко уловила момент, когда он растерялся, не готовый к тому, что произошло. И тот момент, когда он сам отбросил контроль, Мариам уловила тоже.

– Я все же освежусь.

– Погоди! Так у вас и правда было?

– Угу.

– И как?

– Ты что, хочешь грязных подробностей?

– Ну, конечно. У меня же и близко ничего подобного не происходит!

– Вы с Ромкой не занимаетесь сексом? – вскинула брови Мариам.

– Занимаемся. Но, знаешь, за пятнадцать лет мы так друг другу приелись, что… А, ладно, чего это я о грустном? Давай, лучше ты рассказывай. Или нет. Иди и впрямь помойся. От тебя, вот те крест, разит.

Мариам накинула халатик и пошла в единственную ванную комнату в их доме. Разделась. Открыла воду и, пока та набиралась, уставилась на себя в зеркало. Она очень… очень изменилась со школьных времен. Но еще больше изменений внутри нее произошло за ночь с Кравцом. Как под гипнозом, Мариам подняла руки, прошлась пальцами по царапинам, оставленным его щетиной. Ранки стало саднить еще тогда. И ей это нравилось. Боль лишний раз доказывала, что происходящее ей не снится. А он, глупыш, извинялся невнятно за то, что не побрился, и зализывал потертости языком, отчего те начинало щипать еще больше. Чертыхался и, не в силах себя контролировать, срывался снова и снова, теребя ее крупные соски, оттягивал их, сжимал, крутил и покусывал. Мариам прошлась ноготками по истерзанным вершинкам. Застонала… И осознав это, в ужасе оглянулась на дверь. Помедлила, вслушиваясь в происходящее в глубине дома, и снова уставилась в зеркало. От сосков вниз по грудям шли две тонкие почти невидимые линии – следы подтяжки. Все же хорошо, что у нее сорвало крышку, ведь в противном случае комплексы ни за что бы не позволили ей раскрепоститься. Она бы думала об этих шрамах, о тех несовершенствах, что ей до сих пор не удалось отшлифовать, об обидных словах Рафика «Да шевелись ты, что ты как рыба дохлая?», и это наверняка бы не дало ей насладиться процессом так полно, что теперь она не представляла даже, как жить? Как ей дальше жить, зная, что это может быть так? Грязно и свято, пошло и одновременно с этим возвышенно, так остро, будто по нервам. Не просто перед ним оголившись, как ни перед кем до этого, а буквально содрав с себя кожу. И навеки теперь оставшись вот так, нервными окончаниями наружу, истекающей кровью любви. Так как же?