Читать книгу - "Три цвета любви - Олег Рой"

Стараний хватало когда на полдня, когда всего на пару часов. А потом все начиналось сызнова. Как сейчас.

— Не могу! Не могу, не могу, не могу! Этого не может быть! Это глупость какая-то! И неправда! Неправда! Неправда! — Сорвавшись на крик, она закашлялась, схватилась за горло, сморщилась…

— Лель, не держи себя… поплачь, — неуверенно посоветовала Мика, понимая, что сказала глупость. Вообще-то обыкновенно у Лельки слезы стояли близко, чуть что — и брызгали. Но сейчас покрасневшие глаза были совершенно сухи.

— Не могу! — отчаянно вскрикнула она. — Никак! — саданула яростно кулачком по обрамлявшим камин корявым булыжникам (тоже вполне «средневековым»), затрясла досадливо рукой, слизнула с костяшек выступившую кровь. — Больно, — проговорила жалобно и удивленно, это тоже вышло совсем по-детски. — Все равно не получается! Ни слезиночки! Как? Как он мог так со мной поступить? С нами… Как он мог меня бросить?!!

— Лель, человек вообще-то не выбирает… — начала было Мика, но Леля ее перебила:

— Ленька всегда все выбирал сам! Ты что, не знаешь? Мне никогда не приходилось ни о чем даже задумываться… Как он мог?! — Она принялась яростно тереть виски, словно пытаясь выцарапать из головы мешающую мысль. — Да знаю я, что ты его терпеть не можешь!

Она продолжала говорить о пропавшем муже в настоящем времени, но «терпеть не можешь» — это было уже гораздо лучше, чем никуда не ведущее «как он мог». И уж точно лучше, чем «это неправда». Ничего, подумала Мика, Лелька, при всей своей кажущейся хрупкости, сильная. Нет, не сильная, включился внутренний редактор, это неправильное слово. Правильное — живая. В Лельке всегда жизнь била через край — даже если она, едва дыша, чуть не на цыпочках, колдовала над каким-нибудь «осторожным» соусом. Ничего, она справится. Жизнь свое возьмет. Хотя Ленька, конечно, тот еще жук…

— Не преувеличивай, — усмехнулась она. — Терпеть не могу, скажешь тоже. Мне он всегда скорее нравился.

— Это ты сейчас так говоришь! А сама вечно цеплялась: Лелька, не увлекайся, Лелька, не теряй голову, покажи характер, Лелька то, Лелька се.

— Ну так ты настолько уж в нем растворялась, что себя забывала. А это не дело.

— Не дело?! — вскинулась Лелька. — Да что б ты понимала! С тебя-то как с гуся вода: не один, так другой, подумаешь! А мне без Леньки… Мне без него вообще ничего не надо! Я без него дышать не могу! Понимаешь ты это? — Она опять заметалась от камина к ведущим на террасу раздвижным стеклянным дверям, от них к дивану, от дивана к витражу, опять к камину, к дивану, к террасе…

— Боюсь, вряд ли. — Мика покачала головой. — И не пойму, наверное, никогда. Но знаю, Лель… тебе сейчас тяжко — не то слово. Жизнь рухнула, и все такое. Я не слепая, вижу. Твоя боль не выдуманная, она реальная, кто бы спорил. Только, знаешь… Ты можешь сейчас швырять в меня любыми тяжелыми предметами, но даже без Леньки жизнь — продолжается. Лучше бы, конечно, с ним, но что поделать. Так бывает. Вода дала, вода взяла, как чукчи говорят.

Да уж, подумала Леля. Вода дала, вода взяла. Вот именно что вода. Но почему-то неловкая Микина обмолвка не отозвалась острой болью — как отзывалось в последние дни каждое слово, каждая интонация. А тут — ничего. Ни в сердце, ни… нигде. Только под ключицами, за грудиной тупо саднило.

— Милочка! — сладко, как сбегающее из таза варенье, прошипела стоящая возле двери Екатерина Александровна.

Никто, кроме Лелиной мамы, не называл Мику Милой. Или, как сейчас, Милочкой. Что означало: их величество гневаются. Ска-ажите пожалуйста! Обыкновенно появление… нет, явление Екатерины Александровны сопровождали фанфары (пусть не гремящие бравурно, а лишь воображаемые) и фейерверки (пусть невидимые, но тоже вполне очевидные), однако сейчас она скользнула в гостиную тихонько, как мышка. Казалось, все ее внимание сосредоточено на зажатом в руке стакане.

— Милочка! — еще слаще повторила Екатерина Александровна, уже более четверти века, со школьных времен Лели и Мики, пытавшаяся «поставить на место эту наглую выскочку». — Если ты способна благополучно существовать без каких бы то ни было моральных устоев, это не означает, что все такие же… — «Безнравственные» произнесено не было, но легко домысливалось.

Завершив торжественную тираду, Екатерина Александровна моментально отвернулась от «наглой выскочки», всем своим видом демонстрируя, что какая-то там Мика не имеет права претендовать на ее внимание.

— Выпей, деточка! — Она сунула дочери стакан с чем-то мутно-зеленым. — Будь умничкой!

Леля, отшвырнув руку матери, уткнулась лбом в пухлую спинку тяжелого кожаного дивана. Стакан улетел в камин, дзинькнул о решетку, рассыпался сверкающей стеклянной крошкой.

— Ну девочка моя! — Екатерина Александровна подпустила в голос легкой укоризны. — Тебе нужно это выпить. — Она несколько растерянно поглядела на свою опустевшую руку. — Я сейчас принесу… Это просто успокоительное, ничего страшного. Все образуется, деточка. Выпьешь, приляжешь, поспишь…

Дим — при своих-то габаритах! — тоже возник в гостиной как-то беззвучно. Вот только что не было, и вот он:

— Мне очень жаль вас огорчать, Екатерина Александровна, но с «прилечь и поспать» придется повременить. Через час Леле нужно быть у следователя.

— Димочка, ну что вы такое говорите! — возмутилась та. — Какой сейчас может быть следователь, вы посмотрите на нее! Она же совершенно, совершенно разбита. Даже мужчина должен понять: все, что Лелечке сейчас нужно, — это полностью отключиться от происходящего.

— Екатерина Александровна! — голосом Дима можно было выстудить пустыню Сахару. — Леле, во-первых, необходимо побеседовать со следователем, во-вторых, уезжать сейчас никуда не стоит. Это будет, — он кашлянул, — это будет нехорошо выглядеть.

— Ой, да перестаньте! Нехорошо выглядеть! Зачем девочку мучить? Ясно же, что ей просто необходимо как следует отдохнуть, уехать куда-нибудь… — Мамуля воздела глаза к потолку, словно там была нарисована подробнейшая карта потенциальных мест отдыха, — на итальянское побережье. Там уже тепло. Море, солнце и веселые люди. Например, в Барселону. — Леле показалось, что Дим поперхнулся. Впрочем, ей было наплевать. — Знаете, — с воодушевлением вещала мамуля, — я читала, там ежедневно на площади танцуют тарантеллу. Просто так! И каждый желающий может присоединиться — танец очень простой, что-то вроде хоровода.

— Сардану, — бесстрастно сообщил Дим.

— Что?

— Я говорю, танец называется «сардана». И танцуют его не каждый день, а, как правило, по воскресеньям.

— Ах, какая разница! Все равно красиво. И архитектура там бесподобная! Какая-то волшебная церковь, которую уже триста лет достроить не могут.

— Храм Саграда Фамилия, — все так же бесстрастно уточнил Дим. — Основан в тысяча восемьсот восемьдесят втором году, так что строят его немногим более ста лет.

— Димочка, вы такой умный, просто ужас! — воскликнула мамуля. — Вам ведь тоже понятно, что Леле нужно поехать отдохнуть? И итальянское побережье будет просто прекрасным вариантом, правда?