Читать книгу - "Опороченная - Вероника Ланцет"

Я снова то в сознании, то без. Смутно помню, как Бенедикто навестил меня и пообещал, что отправит мою голову в подарок Циско, после того как покончит со мной. Как будто Циско это заботит.

Он приложил столько усилий, чтобы убедиться, что его план сработает, и он сработал. Он, должно быть, злорадствует по поводу успеха.

Осквернить. Унизить. Уничтожить.

Я выполнил все его приказы. Но так я поступил не только с Джианной, но и с самим собой. Ведь нет ничего хуже, чем знать, что я заставил девушку отсосать мне, или что я транслировал видео, как я трахаю ее, на весь мир. Ее уничтожение было и моим уничтожением.

Я понял это в тот момент, когда увидел кровь на ее бедрах, когда последствия медленно проникали в мое сознание и заставляли меня понять, что я сделал — я своими собственными руками разрушил единственное хорошее, что было в моей жизни. Я сразу понял, что другой участи, кроме смерти, для меня не существует. Поэтому я не сопротивлялся, когда они пришли за мной. Черт возьми, я хотел, чтобы они просто избили меня, надеясь, что физическая боль облегчит духовную.

Но этого не произошло.

Ничто не могло.

Я позволил своей ревности перерасти в нечто настолько отвратительное, что в итоге разрушил все.

Потому что только поэтому я был готов выполнить просьбу Циско.

Даже сейчас, зная, что видео должно быть фальшивым, воспоминания о нем заставляют меня напрягаться.

Вид того, как она трахается с другим мужчиной, когда она должна была быть моей, стал для меня гибелью. И я позволил себе поверить. Я позволил видео захватить меня.

И этому нет оправдания.

Я подскакиваю, испуганный, колючая проволока глубоко режет мне запястья и лодыжки. Вода брызгает мне на лицо, смывая кровь, которая уже успела запекнуться на моих многочисленных ранах.

Но когда я открываю глаза, то оказываюсь лицом к лицу с видением — по крайней мере, так кажется. Потому что с какой стати Джианна Гуэрра должна стоять сейчас передо мной, если она не плод моего воображения?

— Ты проснулся, — задумчиво кивает она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы набрать еще один стакан воды и снова вылить его мне на лицо.

Жидкость также помогает мне видеть, и я могу лучше разглядеть ее, когда она садится передо мной, ее черты лица изысканны, как всегда, но без эмоций.

— Что… — хриплю я, в горле пересохло. — Что ты здесь делаешь? — Спрашиваю снова, на этот раз мне удается вымолвить несколько слов.

Джианна оглядывает меня с ног до головы, и, похоже, ее не особо впечатляет мое состояние. Если уж на то пошло, она выглядит скучающей.

И это разрывает мне сердце.

Может быть, она здесь, чтобы убить меня. Сама избавит меня от страданий. Это было бы ее правом, и, несмотря на все святое и чистое, мысль о том, что она меня убьет, согрела бы мое и без того мертвое сердце. Ведь тогда я хотя бы в малой степени заплачу ей свою дань.

— Вижу, они о тебе позаботились, — поджала она губы.

Ничто в ее выражении не говорит о том, что она рада или огорчена моим состоянием. Ее безразличие еще больше обескураживает, потому что я боюсь, что на этот раз я сломал ее навсегда.

— Что ты здесь делаешь? — повторяю я, и она поднимает глаза и смотрит на меня.

— Я знаю, что они собираются тебя убить, — откровенно заявляет она. — Я пришла сюда не для того, чтобы злорадствовать, если ты об этом подумал. Впрочем, — она делает паузу, изучая мои раны, — я рада, что ты страдаешь так, как того заслуживаешь, — она пожимает плечами, как будто не признавалась мне в любви несколько дней назад, а теперь смотрит на меня как на незнакомца — незнакомца, которого она предпочла бы видеть мертвым.

— Тогда зачем?

— Тебе осталось недолго, — продолжает она. — Не в том состоянии, в котором ты находишься. День? Может быть, два, если повезет. Хотя это, наверное, очень больно, — улыбка играет на ее губах, первый признак чего-то, кроме апатии, на ее лице.

— Почему ты здесь, Джианна? — мой тон довольно груб, совершенно противоположный тому, что я чувствую, видя ее в последний раз.

Наверное, я что-то сделал правильно в прошлой жизни, раз мне выпало счастье увидеть любимую женщину еще раз перед смертью. Пусть и радость от того, что я снова вижу ее, безмерна, я не могу удержаться от боли, когда вглядываюсь в ее черты.

Она уставшая, ее кожа бледная. На ней розовое платье, которое слишком велико для нее, свободный фасон скрывает ее фигуру.

Она не выглядит хорошо. Она выглядит как угодно, только не хорошо. И это заставляет меня немного умереть в тот самый момент.

Потому что я причина тому.

— Я хочу знать, почему. — Джианна выпрямляет спину, задирает подбородок и смотрит на меня непоколебимым взглядом. — Почему я? Зачем… — она делает паузу, качая головой. — Зачем тебе было это нужно? Было ли что-нибудь реальным? — Вопросы сыплются из нее, и я замечаю растерянность в ее глазах.

Как бы ей ни хотелось выглядеть невозмутимой, это не так.

— Я… — Я даже не знаю, что ей сказать. Я мог бы оправдываться хоть целый день, но правда в том, что я виноват.

— Всё это должно было быть планом мести, — начинаю я, рассказывая ей о своей сделке с Циско. — Он только что вытащил меня из тюрьмы, и это была моя расплата.

— Тюрьма? — Она удивленно вскидывает брови.

Я киваю, или, по крайней мере, пытаюсь. Моя шея слишком затекла для такого движения.

— Меня поймали на убийстве, — добавляю я шутя, улыбаясь. Но она не смеется. Она только еще больше хмурится.

— Продолжай.

— Задание заключалось в том, чтобы ты не смогла ни за кого выйти замуж, — продолжаю я рассказывать о плане Циско и о том, как он хотел как можно дольше держать Бенедикто банкротом.

— Понятно. Поэтому ты нацелился на меня, — задумчиво кивает она.

— Но все изменилось. — Угрюмо констатирую я. Не хочу устраивать себе вечеринку жалости, но и не хочу, чтобы она поверила, что то, что нас связывало, — хотя бы частично, — было фальшивым.

Ее глаза расширяются, она наклоняет голову и смотрит на меня, ожидая, что я продолжу.

— Я начал видеть тебя в другом свете. — Сглатываю. — Я влюбился в тебя, — признаюсь я, и если бы обстоятельства сложились иначе, мне бы понравилось выражение ее лица — шок и удовольствие, смешанные в одно целое.

— Как я могу тебе верить? — спрашивает она шепотом, и мне становится